Джинны. Валерия Олеговна Трофимова-Рихтер
что в самой Элите творится неладное – появляются странные болезни, называемые «душевными». Неумение с ними справиться, медленно, но верно подтачивает авторитет владыки, и, как бы тщательно все ни скрывали, волнения усиливаются. В любом случае, нужно что-то менять, и Этайн с Рамиресом совсем неслучайно оказались в эпицентре событий. Их цели, вроде бы, ясны и понятны, однако вот в средствах – сплошные загвоздки.
Нужно всего лишь сменить владыку, унять возможные оппозиционные прения и вообще, как следует навести порядок в Ордене, объять его властью всю пустыню, обучить грамоте бедуинов и озеленить пески. Звучит-то красиво, но донельзя фантастично. Вообще, с каждым разом в их письмах все чаще мелькали возвышенные, с художественным оттенком высказывания, а в предпоследнем письме Рамирес подробно описал свой сон.
Заголовок гласил: «Государство пламени».
«Единая пустынная империя… Одна раса, под названием «человечество». Нет кочевников и нет Элиты. Все равны, и всем по их потребностям и возможностям. Ничего лишнего, и нет больше никаких сопротивлений и разногласий среди людей.
… В густом тумане начали проявляться контуры и пятна. Затем, нечто бесформенное, начало обретать форму. Надвигались две неимоверно высокие фигуры. Народ замер, словно в ожидании некоего страшного суда над их душами; народ желал пасть ниц перед этими двумя фигурами, но от страха перед громадным и неизведанным, не мог даже пошевелиться.
То были новые правители – существа довольно высокого роста. Мужчина в тяжелых фантастических доспехах и женщина в ореоле пламени. Это не серые кардиналы – это великие правители, харизматичные вожди. И будут они обожествлены, светское и священное срастется; и дети их, и дети их детей будут править после них; и никто не усомнится в подлинности их власти…»
Этайн такого рода откровение не могло не польстить. В своем ответе она соглашалась с видением будущего пустыни, и, решив поумничать, от себя добавила: «Разделять и властвовать, безусловно, мудро; но еще лучше – направлять и объединять».
Сложно сказать, какой природы чувства она проявляла к Рамиресу. Особо теплых и нежных чувств она к нему не питала – однако, представляя себя с ним в качестве владык пустыни, сразу воспылала румянцем. Румянцем не смущения, а, скорее, гордости. И, какого-то сильного притяжения не ощущала – просто понимала, что вместе они могут добиться много, неимоверно много. Именно поэтому им нужно быть вместе, а хочется ли этого сильно или не очень – не имеет значения.
В последнем письме исмаилит, помимо многообещающего «наконец мы скоро увидимся», написал об особенно странном происшествии среди книжников. Фазима, обычно рассудительного человека, достойного мыслителя поразил странный недуг. Его сознание будто раскололо надвое – то он считает, что он Фазим, а через некоторое время утверждает, что он некто Корей, при этом совершая различные деструктивные действия под властью инстинктов, недоступные пониманию целителей.
Этайн сразу вспомнила о том несчастном