Ведьмы и колбасники. Киселев Иванович Георгий
спокойно согласилась Маргарита, – Попробуешь еще сделать нам плохо – опять заболят уши.
Мерлин даже завизжал от злобы.
«Не знаю, кто виновник истерики Кощея, но Марго ведет себя прекрасно, – любовался своей любимой. – Куда мне до нее? Нет, без порошка, она бы на меня и не взглянула. Растяпа, трус и неуч. На халяву околдовал богиню… Спасу ее и ребенка. Не знаю, как, но обязательно спасу».
Путь к жилищу Мерлина ничем не отличался от дороги к Кощею. Ковер исправно летел, а Горыныч натужно пыхтел в арьергарде, как и раньше. Только Мерлин приуныл и за весь полет не сказал и слова. Он ушел в себя и, морщась от боли, поглаживал истерзанное ухо.
Правда, когда ковер опустился у его замка, Мерлин раскрыл рот:
– В темницу их, – кратко приказал он и, не глядя ни на кого, пошел залечивать раны души и тела.
Оставшись наедине в подземелье, я спросил:
– Ты на самом деле беременна?
– Нет. Они – колдуны, но и я – ведьма. Ложная сдвоенная аура обманула Кощея, подтолкнула к принятию удобного для нас решения. На год они практически забудут о нас, а за это время все может случиться.
Я долго размышлял над ее надеждой. Что же может произойти за отпущенное Кощеем время? Единственно приемлемым казался побег. Массивные, обитые металлом двери не прибавили оптимизма на этот счет.
– Монтекристо, – вслух вспомнил я.
– Что? – не поняла Марго.
Я вспомнил, что моя женушка пропустила несколько веков на Земле, начиная со средневековья. Она усиленно наверстывала упущенное в библиотеках, но до героев Дюма еще не добралась.
– Так звали одного специалиста по побегам, – не вдаваясь в подробности, познакомил с узником замка Иф. – Попробуем его метод?
– Давай, – сразу согласилась она. – Мне еще ничего не пришло в голову.
– Вывернем карманы, – вслух размышлял я. – Что найдем твердого и острого?
Наше имущество оказалось небогатым: металлическая расческа, шариковая авторучка и большой, дюйма на три длиной, нательный крест Марго.
– Зачем тебе эти безделушки?
– Пригодятся, – одним словом, скорее напустил тумана, чем объяснил свои планы и стал скрести авторучкой цементный пол камеры.
– Мышиная возня, – получил оценку своих стараний, но упорно ковырял пол.
Марго ласково потрепала мои волосы, повторила Есенина:
– Ковыряй, ковыряй мой милый, – печально качнула головой и свернулась калачиком в тщетной попытке уснуть.
Я помнил историю побега из крепости-тюрьмы в изложении Дюма. Помнил, что свобода и тогда лепилась из крупиц надежд и, казалось, бессмысленного труда.
Наконец, когда в ямку, согласно процитированному стихотворению, мог засунуть палец весь, получил поддержку жены:
– Отдохни, будем копать по очереди.
Цементная стяжка окончилась, дальше шла земля. Плотный суглинок едва поддавался примитивному инструменту, но работа спорилась быстрее, чем в цементе.
Спустя пару дней сделали неприятное открытие, что нас, в конце