Омертвение. Багренные Небеса. Ярослав Толстов
клубка, на которую намотаны нитки слухов, суеверной болтовни и преувеличений. А это – легенда, не легенда – так, ничего особенного. Поверье о проклятом месте, заброшенной тропе, забредая на которую, люди иногда погибали при странных обстоятельствах.
– Бабушкины сказки, – равнодушно констатировала Наташа, размешивая тесто.
– Да, бабушкины, – сказала Надя немного обиженно. – Точнее, моей собственной бабушки. Моя бабуля как губка впитывает все окрестные слухи и сплетни. Некоторые старики очень много знают… Вот, как твой дед, если бы его расспросить…
– Проклятое место, – Наташа как-то по-старушечьи хмыкнула. – И, разумеется, это проклятое место находится теперь в аккурат на этой дороге?!
– Ну, судя по бабушкиной болтовне и по архивным планам застройки именно так.
– Ты залезла в городской архив?!
– Я залезла в городской архив. Японский бог! Проще залезть на секретную военную базу!
– Ты чокнутая!
– Я не чокнутая. Я любопытная. А когда у меня нет денег, я особенно любопытная. Может, я из этого передачку сварганю минут на 15 – опять же деньги.
Наташа пожала плечами. С улицы донесся пронзительный переливчатый свист, услышав который, сам Соловей-разбойник махнул бы рукой и ушел, посрамленный. Свист сменил высокий тонкий полувопль-полувизг, словно кому-то от души наступили на интимное место.
– Козлы! – заметила Наташа, ставя на огонь сковородку. Надя повернулась и посмотрела в окно.
– Старый район, сказала она тихо. – Второй по возрасту. Когда селение начало разрастаться, превращаться в город, вначале здесь не хотели строить дома. Но к тому моменту, как начались перемены, на этой дороге уже много лет ничего не происходило, люди снова начали ходить по ней, и все посчитали, что зло ушло. Да и людям, которые приехали сюда жить и работать, не было дела до суеверий чужого народа.
– Неужели? – пробормотала Наташа, продолжая заниматься кухонными делами и слушая вполуха.
– Пока город строился, ничего не происходило. Но как только он разросся, как только в нем закипела жизнь, как только он пустил корни и сменилось несколько поколений, все началось заново. То экипажи столкнутся, то лошадь понесет, то кто-нибудь под колеса свалится.
– Да ну?
– Наташка! – в глазах Нади блеснули злые металлические искры.
– Да ладно, ладно, – миролюбиво протянула Наташа, шлепая тесто на раскаленную, блестящую от масла сковородку, одновременно с любопытством наблюдая за Надей. Сейчас та, как это иногда бывало, не просто рассказывала. Вещала. Выступала. Поставленный голос, из которого вдруг пропала хмельная растянутость гласных и слова перестали сплетаться и спотыкаться друг о друга. Исчезла обыденная жестикуляция. Между Надей и Наташей появилось невидимое стекло экрана. Наташа была по другую сторону. Наташа была толпой зрителей. Она должна была внимать.
– Ни в обрывках преданий, ни в архиве