Кучум. Вячеслав Софронов
коню, поскакал догонять ушедших вперед казаков, не оглядываясь: знал, что те двое подтянутся, подберутся, чтоб не попасться второй раз на глаза походному атаману. Прослыть трусом мало кому хотелось. Засмеют, бабы начнут пальцами тыкать.
К вечеру, так никого и не встретив в степи, повернули к реке и, став лагерем, ждали подхода стругов. Те появились уже далеко за полночь, ткнулись носами в песчаную отмель. Казаки, тяжело отдуваясь, вываливались на берег, чертыхаясь и костеря конный отряд, что те дали лишку, уйдя далеко вперед, а могли бы разбить лагерь и чуть пораньше. Казаки из Ермаковой сотни спустились к воде, помогли вытащить суда на берег, посмеивались над гребцами, звали к кострам перекусить.
– Никого не встретили? – спросил Кольцо, подходя к Ермаку.
Тот лишь покачал головой, повел его к своему костру, где кашеварил Гаврила Ильин еще с двумя казаками.
– Хотел дозоры отправить, да все одно пусто кругом… – пояснил Ермак. – Верно, завтра к вечеру и вышлю с десяток охотников.
– Бог даст, так завтра и до переволока дойдем, – согласился Кольцо, – а там глаза да ушки держи на макушке. Как на Волгу переправимся, то места там пойдут опасные – и ногаи, и крымцы летают. Держитесь кучней, от нас далеко не отходите.
Кольцо хоть и был в походе первым атаманом, но с Ермаком держался на равных, говорил спокойно, сдержанно. Серебряная серьга в левом ухе поблескивала при свете костра, и сам он, ловкий, увертливый, собранный, с цепкими, внимательными, чуть насмешливыми глазами, нравился Ермаку. Было в нем что-то надежное, придающее уверенность, и в то же время в любой момент он мог взорваться, кинуться на обидчика.
К костру подошел Никита Пан и вынул из-за спины небольшую баклажку, тряхнув в руке и озорно улыбнувшись, спросил:
– Трошки выпьем? Как ты, атаман? – обращаясь главным образом к Ивану Кольцо.
– Убери. И чтоб больше не видел, – не поднимая головы, ответил тот. – Не погляжу, что друг, заверну в станицу, только запах учую.
– Да ты шо, батько? – изображая смущение, запричитал тот, пряча баклажку обратно за спину. – Да с устатку чего же не выпить? А? – и вопросительно глянул на Ермака. – Скажи ты ему, Василий…
– Я сказал, ты слышал, – принимаясь за еду, все так же тихо, но отчетливо выговаривая слова, отозвался Кольцо. Никита крякнул и, бросив баклажку на землю, уселся рядом, потянулся к вареву.
– Так всегда и поступают товарищи: он на корме сидел весь день, кормовым веслом управлял, а мы гребли, как проклятые. Словно нанялись… – беззлобно балагурил Никита, отправляя в рот ложку за ложкой. Остальные казаки с усмешкой поглядывали на него, не вступая в разговор.
– А хошь, Микита, я тебя к себе сзади на мерина посажу? – предложил со смехом Гаврила Ильин. – И грести не треба, и нам веселей будет. Мерин мой здоровущий, выдержит двоих. Пойдешь?
– Ага, – добродушно согласился Никита Пан, – согласен, согласен. Особливо когда татарва наскочит или ногаи. Ты рубиться станешь, а я тобой командовать