Былое сквозь думы. Книга 1. Виктор Евгеньевич Рябинин
и закрывая дверь, спросил я маркиза и был неприятно поражён его неопрятным внешним видом.
Мало того, что он был вульгарно гол, как опустившийся неприкасаемый при зачистке отхожих мест, и схож с кобелём на собачьей свадьбе, так в дополнение к этому его всегда пышные усы висели жуткими лохмотьями, нагоняя естественный страх даже на меня.
– Месье, – немедленно сделал я ему замечание, – отойдите в тень, на вас лица нет. И прикройте свой восставший безмен какой-либо ветошью.
– Ты обратись на себя, моралист, – прошипел в ответ друг, метнувшись к дивану с подушками, находящемуся поодаль.
Я бегло осмотрел себя. Вид был довольно свежий и вполне искренний. И даже моё опахало, слегка раскачиваясь и задевая колено, не внушало опасений своим покорным видом. Правда, что до остальной одежды, так она напрочь отсутствовала по причине моей расторопности. Но к этому можно было вполне притерпеться, имея какой-никакой опыт амурных разборок. Тем не менее, Жан сунул мне в руки край подушки, и мы, прикрывая ею нашу общую распущенность, пошли знакомиться с леди, которые, видя миролюбивые намерения и дружелюбный настрой, тут же впали в счастливое забытьё от предстоящего общения. Знакомились мы, приведя соблазнительниц в чувство, в основном, молча. Но это было и к лучшему, так как я, например, не люблю расспросы о своей биографии под горячую руку. Уяснили только, что одну звали Коллени, а другую Онила. Имена были вполне доступные для понимания, грех жаловаться. Помню, в Бомбее я гулял с Чоттопадхайей в гостях у Протопшинхо. Так пока запоминал их имена, забыл, зачем пришёл.
Короче говоря, я выбрал Коллени и кровать, предоставив Жану возможность утешать Онилу на диване. Конечно, разумнее было озаботиться другими проблемами, но не возвращаться же на место стоянки с пустыми руками? Ведь немыслимое для солдата дело, чтоб упустить свой трофей!
Свои ухаживания я начал с детального обследования Коллени. Но хотя это и был лично мой приз, взятый на поле брани с оружием в руках, выражаясь фигурально, особого насилия я не применял. Тем более, что сари рвалось легко – это вам не шерстяная юбка, но сама женщина оставалась целой.
Распеленав Коллени и аккуратно разложив её по кровати, я сразу проявил всю свою стойкость и волю. Хотя её трепещущий вид вызывал скупую слезу, я не опустился до ложного сострадания, да и военное положение не допускало цивильного слюнтяйства. Коллени же, видимо и сама понимала, что сопротивление при оказании первой помощи вредно и бесполезно, поэтому лежала покорно, как и всякая воспитанная восточная женщина, позволяя своему господину без суеты заниматься мужским делом.
Из индийских трактатов о любви я знал, что спешка в здешних краях не приводит к взаимопониманию и полной отдаче, но выступить по полной программе мне не позволяло безжалостное время. Поэтому пить нектар, есть финики, петь газели под ситар и орошаться настоями цветов я не стал, а перешёл сразу к телу. А оно у Коллени было мягким, как лепестки горчицы,