Былое сквозь думы. Книга 1. Виктор Евгеньевич Рябинин
каземата, куда меня бросили английские собаки, встретил меня гробовой тишиной и могильной сыростью. В щель под низким потолком едва пробивался свет зародившегося дня, скудно освещая плесень стен и камень пола. Глухая железная дверь дополняла убранство моего, возможно, последнего приюта. Хотелось рвать волосы на всём теле и горько смеяться над разбитой судьбой.
Я метался по каменной западне, делая по три шага в любую сторону, и не мог припомнить ни одной серьёзной провинности перед королевой Викторией. Моя безупречная служба в рядах её армии не позволяла взять под сомнение мою лояльность к режиму. Мелкие прегрешения в Бомбее не заслуживали столь сурового наказания, а что до связи с Пандит-гуру, то она была скорее теоретической, если судить по истинному положению дел, и не принесла никакой практической пользы.
Я терялся в догадках и пробовал разработать план побега. Кроме подкопа, ничего в голову не приходило, но сломав ногти о камни моего узилища, я отбросил эту мысль подальше, как непристойную.
До полудня ко мне не ступала нога человека, а во второй половине дня, судя по перемещению светового пятна на стене, я сам справился с потрясением и был готов давать любые показания.
Ближе к вечеру за мной зашли два дюжих стражника. Я обрадовался им как ребёнок соске, но разговора не получилось. Эти кретины, толкая в спину прикладами, вывели меня на площадь, уже свободную от пленников, и повели прямо к прекрасно оборудованной виселице на три персоны. Неприличными жестами показав, что испытание этого сооружения ляжет на мою шею, но однако не повесив, ублюдки провели меня во дворец и, мною же открыв дверь, втолкнули внутрь одного из залов, куда я беспрепятственно влетел с гордо поднятой головой.
Приподнявшись на четвереньки, тупо огляделся. В зале ничего необычного не было, кроме сидящих за столом полковника Говелака и капитана Делузи, да стоящего у окна в вызывающей позе моего приятеля Хью. Медноголовая сволочь даже не сделала шага в мою сторону, чтобы радушно приветствовать старого друга. Я с достоинством выпрямился и, еле сдерживая негодование, произнёс:
– Господа! Прежде чем вступить с вами в беседу, прошу пригласить сюда американского консула и моего нью-йоркского адвоката.
– Заткнись, придурок, – тут же посоветовал Хью, – а не то придётся пригласить палача раньше отпущенного тебе срока.
Я быстро успокоился, так как международные формальности были соблюдены.
– Мистер Блуд, – взял слово капитан Делузи, – вы обвиняетесь в измене интересам Великобритании, на службе у которой состоите в качестве волонтёра. В военное время это карается смертной казнью. Не скрою, ваша судьба полностью в ваших же руках, и от того, на сколь чистосердечно вы раскаетесь и насколько правдивы будут ваши показания, зависит ваша жизнь. И поверьте, мы не испытываем особого желания лишать её вас. Даже наоборот, человек такого склада ума нужен нам живым.
То, что от меня чего-то хотели, значило одно – я мог поторговаться, что само собой уже вселяло надежду