По велению Чингисхана. Николай Лугинов
хан ушел от нас к Богу! – он мелко крестил лоб, озирался, словно ожидая удара в спину, наконец, пал на колени и стал креститься в сторону Большого сурта, увлекая за собой остальных. Тойоны упали на колени и, осеняя себя крестным знамением, кланялись в сторону того же сурта.
Незаметно следил за происходящим купец Сархай. Обладая не только острым глазом, но и острым умом, он видел, что тойоны по-разному встретили черную весть. Каменные, с насупленными бровями лица одних говорили об отмщении. У других они были искривлены гримасой плача. Но в некоторых Сархай улавливал всполохи осветления, облегчения, словно они еще не верили, что хан своей смертью освободил их от клятвы верности, от непосильной оплаты долга, но уже не чувствовали на плечах гнета тяжкой власти побежденного монголами, однако владеющего своими нукерами владыки. Что могли они ожидать от будущего, находясь в положении животных в загоне? Никакие чины и заслуги не имели уже значения – лишь жизнь, которая нужна для спасения своих семей, своего семени.
Другие, закусив губы, готовы были броситься на острия пик, лишь бы прозвучал Высочайший Указ.
Третьи печалились, видя крах великого ила, прежней жизни, наполненной высоким смыслом усиления власти ила и расширения его владений.
Сархай понимал найманских тойонов, с которыми годами жил бок о бок, деля пищу в походах и кусок кошмы в холодную ночь. Пиры и тризны сблизили его со многими найманами, и душе его было легче переносить страдание чужака во вражеском стане, когда он сознавал, что поручение Джэлмэ дает ему возможность помочь наиболее надежным из воинов. Ведь до сих пор в степи победители истребляли верхушку завоеванного племени, а остальных делили меж собой как рабов и слуг. Так диктовал закон мести и вражды, утвержденный веками войн и походов. Но, оказалось, вызревает новый закон, и монголы собираются отойти от обычая и запретить то, что раньше казалось допустимым и извинительным. Люди изменились. И вдруг он почувствовал спиной жгучий взгляд, и лишь благодаря многолетней выдержке не вздрогнул, не обернулся в поисках источника этого взгляда, не выказал тревоги и беспокойства. Он выждал и выбрал время, чтобы оглядеть найманов – никого. Тогда он прошелся взглядом по лицам монгольских нукеров, стоящих с поднятыми пиками, и встретился взглядом с Джэлмэ, который был одет, как караульный.
«Следит за мной, – без горечи, понимающе подумал Сархай. – Не я один слежкой занят… Да-а, с Джэлмэ в альчики-бабки не поиграешь, далеко пойдет!»
Он сделал вид, что не узнал Джэлмэ, и стал осматриваться как равнодушный, скучающий бездельник…
А войска Кучулука и Тохтоо-Бэки все еще откатывались.
Джамуха со своим немалым войском словно растворился в степи. Однако в дальнейшем от него могла исходить угроза. Тэмучин хорошо знал норов своего андая.
Поначалу Джамуха повел свое воинство в глубь степи, но затем вдруг повернул на Алтай. Почему он отказался от намерения уйти к себе?
Как бы то ни было, Тэмучин решил преследовать Кучулука, чтоб не дать ему времени опомниться, все время гнать,