Мегрэ и господин Шарль. Жорж Сименон
тут еще при моем свекре.
– Когда он умер?
– Десять лет назад.
– Значит, вы успели застать его?
– Мы прожили вместе пять лет.
– Вы ладили друг с другом?
– Я была ему совершенно безразлична. В ту пору я обедала в столовой и могла бы сосчитать, сколько раз он заговорил со мной.
– Какие отношения были у него с сыном?
– В девять часов Жерар спускался в контору. У него был там свой кабинет. Не знаю, чем именно он занимался.
– Случалось тогда, что он пропадал?
– Да, на два-три дня.
– Отец ничего ему не говорил?
– Он делал вид, что не замечает этого.
Перед Мегрэ открывался целый мир, обветшалый и замкнутый на самом себе.
Наверное, в прошлом веке или в начале двадцатого здесь устраивались приемы, в гостиных давались балы. Их было две – вторая почти такая же большая, как первая.
Стены были отделаны потемневшими резными панелями.
Повсюду были также картины отошедшей в прошлое эпохи: портреты мужчин с бакенбардами, в высоких воротниках, жестко подпирающих подбородки.
Казалось, что жизнь на секунду остановила здесь свое течение.
– Теперь мы входим на половину мужа.
Кабинет с уходящими к потолку книгами в переплетах. Скамеечка из орехового дерева, чтобы можно было добраться до верхних полок. Наискосок от окна письменный стол с моделью подводной лодки и письменными принадлежностями из темной меди. Все в полном порядке. Ничто не говорило о присутствии здесь живого человека.
– Вечера он проводит здесь?
– Если находится дома.
– Я здесь вижу телевизор.
– У меня тоже есть телевизор, но я его никогда не смотрю.
– Вам случалось проводить вечера в этой комнате?
– Первое время после свадьбы.
Ей стоило определенного труда выговаривать слова, она роняла их, как будто они не имели значения. Уголки губ у нее снова опустились, и это придавало лицу страдальческое выражение.
– Его комната.
Мегрэ успел убедиться, что ящики письменного стола были заперты на ключ. Что могло в них храниться?
Во всей квартире были очень высокие потолки, окна, с задернутыми малиновыми бархатными шторами, тоже очень высокие.
Стены комнаты отделаны панелями, но не деревянными, а из желтой меди. Двуспальная кровать. Кресла со слегка продавленными сиденьями.
– Спали вы здесь?
– Иногда, первые три месяца.
Уж не ненависть ли сквозила в ее голосе, в выражении лица?
Осмотр продолжался по-прежнему как в музее.
– Его ванная комната…
Здесь все так и оставалось на своих местах: зубная щетка, бритва, щетка для волос и расческа.
– Он ничего с собой не брал?
– Насколько мне известно, нет.
Гардеробная, как на половине Натали, потом гимнастический зал.
– Он им пользовался?
– Редко. Он погрузнел: толстым его назвать было нельзя, а вот полноватым…
Она толкнула