Молодость. Александр Сергеевич Долгирев
потеряно сил – была сквозной в песне. Лукреции было больно. Лучшие вещи у нее получались, когда ей было больно. Лукреция себя вложила до конца, выходя из последнего припева, даже почти перешла на крик. Она не умела петь наполовину. Как сама Пациенца однажды отметила в беседе с Сальваторе: «Ты трахаешь себя на глазах у десятков людей – здесь нельзя фальшивить…»
Песня кончилась. Прозвучали аплодисменты. Лукреция скрылась за кулисами. Сальваторе расплатился за вино и прошел в подсобные помещения. Кастеллаци был в «Римском бите» завсегдатаем, о его дружбе с Пациенцей здесь тоже знали, поэтому препятствий Сальваторе не встретил. Подходя к гримерно-костюмерной, которую артисты, регулярно выступающие в «Бите», называли Африкой за духоту в любое время года, Кастеллаци столкнулся с тем самым угрюмым гитаристом.
– Как дела, Пьетро?
– Обычный вечер, Тото, а у тебя?
– Тоже. Все, как обычно.
Пьетро, сколько помнил Сальваторе, всегда был спутником Лукреции. А еще он всегда был лыс и всегда был угрюм. Все эти годы он был тайно влюблен в Пациенцу, что, разумеется, давно не было тайной ни для нее, ни для их общих друзей, ни, даже, для жены Пьетро. Кастеллаци не приятельствовал с Пьетро, но и антагонизма они друг к другу не питали.
– Хорошая вещь у Лукреции вышла.
– Да, одна из лучших. Главное, чтобы не последняя.
– Трудно далась?
– Марина ушла от нее.
Все вставало на свои места. Любовные предпочтения Пациенци становились вполне очевидны после первого же более-менее близкого общения с ней. Марина Галерани была спутницей Лукреции на протяжении долгих лет. И теперь Пациенце было больно. Поэтому песня ей так удалась. Сальваторе кивнул, соглашаясь с собственными умозаключениями, и спросил:
– Много алкоголя?
– А ты как думаешь, Тото? Для нее понятия меры никогда не существовало.
– Я поговорю с ней?
Сальваторе даже сам не ожидал, что попросит разрешения у Пьетро. Он никогда до этого так не делал. В прежние времена Кастеллаци даже забавляли ревнивые взгляды, которые Пьетро порой бросал на него – гитарист некоторое время подозревал их с Лукрецией в любовной связи. Если Пьетро и удивился просьбе Сальваторе, эмоций он по этому поводу не проявил:
– Да. Она приходит в себя в Африке. Я, признаться, собирался домой, поэтому не знаю, планирует она еще побыть в «Бите» или поедет к себе.
– Хорошо, доброй ночи, Пьетро.
– Ага, и тебе… Тото, не тыкай ее сегодня ржавым гвоздем, хорошо?
– Хорошо, Пьетро, обещаю.
В Африке было лишь несколько человек – Лукреция выступала почти в конце программы. Кастеллаци кивнул знакомому портному, который тратил один вечер недели на то, чтобы перевоплотиться в настоящего парижского шансонье, и направился к сидевшей перед зеркалом Лукреции. Она распустила волосы и закрыла лицо руками. Судя по всему, в таком виде Пациенца просидела уже довольно долго.
– Добрый