Молодость. Александр Сергеевич Долгирев
от ее глаз и увидел, что они покраснели, а на щеках остались дорожки от слез.
– Можете ли вы простить меня за такое испытание?
Она помолчала, потом упрямо вытерла глаза рукой и, наконец, сказала:
– Да, со мной все нормально.
Сальваторе хотел сказать что-то ободряющее, что-то, что сможет вновь сделать Лоренцу такой, какой она вошла в номер – теперь он видел, что ранимость, которая была ее великой слабостью, была и самой важной, самой красивой ее чертой. Кастеллаци вспомнил, как девушка чуть не расплакалась, когда решила, что он смеется над ее внешностью. Нужные слова сами всплыли в его сознании:
– Вы очень красивы, Лоренца.
Девушка подняла на него взгляд своих покрасневших глаз и улыбнулась, чем вновь возродила в Сальваторе давно подавленные воспоминания.
В тот день они с Катериной увидели «Форнарину» Рафаэля, а вечером Катерина повторила композицию вплоть до мельчайших деталей. Она была его Форнариной. Теперь Сальваторе задавал себе один и тот же вопрос раз за разом: «Как я мог забыть?» Вся его связь с Катериной ожила в памяти Кастеллаци в самых мелких деталях.
И все благодаря юной Лоренце. Он не выдержал и крепко поцеловал девушку, а после этого, скомкано распрощавшись, вышел из комнаты.
Глава 4
Утюги
В отличие от почтенного синьора Кастеллаци, свободно распоряжавшегося своим временем, Чиро Бертини жил в тесных рамках рабочего расписания, потому и не мог себе позволить посещать ресторанчик на Пьяцца Навона в четыре часа пополудни в будние дни. Чиро работал на заводе, производившем утюги.
В Риме юноша жил недавно – лишь второй год. Родом же он был из Понтекорво – небольшого городка, расположенного примерно в ста километрах на юго-восток от Рима. В первый момент Рим ослепил Чиро своим громадным великолепием. Он видел женщин столь прекрасных, что в иных местах они бы сами по себе были городскими достопримечательностями. Дорогие машины везли изысканно одетых мужчин и этих волшебных женщин к вершинам сладкого, ничем не сдерживаемого транжирства. Как же хотел Чиро дотянуться до них, стать таким же, одеться в костюм, который стоил половины Понтекорво, лихо откусить кончик сигары, приобнять одну, а лучше двух женщин, усыпанных драгоценностями, и начать швыряться деньгами, печатая их прямо у себя в карманах. Но Чиро засовывал руки в карманы и не находил там печатных станков, а равно и денег.
В связи с этим прискорбным обстоятельством мечту о красивой жизни пришлось немного отложить и сконцентрироваться на чем-то более конкретном, например, на утюгах.
Они плыли мимо Чиро по конвейерной ленте с чинностью тяжелых броненосных кораблей. Его работа была невелика. Бертини не был работником с повышенной ответственностью – он не ставил на них нагревательных элементов, и не он надевал блестящий корпус на тяжелое днище и начинку. Чиро лишь прикручивал на ручку резиновую вставку, благодаря которой ладонь заботливой итальянской домохозяйки не будет скользить.
Бертини хорошо справлялся с этим нехитрым