Тринадцатый сын. Сергей Кожушко
направились к выходу. Девочка, оглянувшись через плечо и запинаясь непослушными ногами, помахала Красникову пухлой ладошкой.
Дойдя до двери, Анжела вдруг услышала, как отрывистые сигналы, подаваемые подключенным к Александру Павловичу кардиомонитором, превратились в монотонный, леденящий кровь протяжный звук. Она обернулась – на экране, установленном справа от кровати Красникова, высветилась ровная светлая полоса.
–Мама, – шепотом спросила Лиза, – дедуська уснул?
–Уснул, моя радость, уснул, – ответила Анжела, прижимая к себе дочь и прикрыв полные слез глаза…
Этот день стал для Анжелы самым худшим в жизни после гибели ее родителей. Со смертью дяди оборвалась последняя ниточка, связывавшая ее с безоблачным прошлым. Теперь, кроме Максима и Лизы на всем белом свете у нее не было родственных душ…
Отужинав за так и не состоявшимся праздничным столом и отправив дочь спать, Максим, ошарашенный трагическим известием, и Анжела легли в постель. Анжела чувствовала, будто что-то тяготит Максима. О чем-то он все ни как не мог решиться ей рассказать. Положив свою голову мужу на грудь, Анжела тихо спросила:
–Что с тобой? У тебя проблемы?
Максим провел ладонью по ее шелковистым каштановым волосам и поинтересовался:
–Похороны дяди состоятся послезавтра?
–Да, – настороженно ответила Анжела.
–Дело в том, что я завтра улетаю в Швейцарию на подписание очень выгодного контракта.
Анжела оперлась локтями о его грудь и привстала:
–Как! Значит, ты не сможешь проводить дядю в последний путь!?
–Увы, – вздохнул Максим. – У меня на душе так мерзко!.. Но, изменить уже ничего нельзя. Вчера пришло подтверждение, что послезавтра состоится заседание правления Швейцарского филиала концерна «Shtern». На нем мне кровь из носу, но быть надо. Иначе, сама понимаешь, чем это чревато: потеря имиджа, выгодного партнера и большие убытки. Ведь мы взяли под бешеные проценты кредит на покупку у концерна дешевого строительного оборудования…
–Что ж, бизнес – есть бизнес, – разочарованно сказала Анжела и отвернулась.
–Я знал, что ты рассердишься на меня! – воскликнула Максим. – Ты считаешь, что я до сих пор обижен на твоего дядюшку? Ошибаешься! Я переживаю не меньше твоего. Ведь он и мне был, как отец…
–Максим, – он снова ощутил ее дыхание возле своего уха, – можно я спрошу тебя кое о чем?
–Конечно, спрашивай! У нас никогда не было запретных для разговоров тем.
–Кто были твои родители? Почему ты мне ничего и никогда о них не рассказывал?
Николаев нахмурился. Анжела поняла, что задела потаенную струну в его сердце, и это было для него неприятно.
После довольно продолжительной и тягостной для обоих паузы он ответил:
–Я и сам мало что о них знаю. Мать ведь отдала меня в приют недельным младенцем. А насчет отца, так мне всегда казалось, будто его у меня и не было вовсе.
–И ты ими никогда не интересовался?
–Нет. Я не хотел их видеть. Да и сейчас не хочу этого.
–Тебе не кажется, что ты слишком жесток