Племя Огня. Александр Борисович Михайловский
в последний раз для Алохэ, которая стала Анной, он просто валился от усталости, и, присев в кузов УАЗа, свесил ноги и стал бездумно смотреть в огонь.
– Шаман Петрович, – вывел его из этого состояния тихий голос Дары, – Себа спрашивать, она можно купаться?
– Конечно, можно, – встрепенулся уставший шаман, – только без стрижки и прочих излишеств. Если человек хочет, то почему бы и нет. Что нам, воды и мыла жалко? И кстати, почему она все еще здесь, а не на своей стоянке?
– Себа хотеть остаться спать вместе с мы, – ответила Дара.
– Нет, – последовал решительный отказ, – вот выйдет замуж за кого-нибудь, и тогда будет жить вместе с нами. А пока нет. Пусть искупается и идет к себе. Только уже поздно – надо, чтобы кто-нибудь ее проводил.
– Я проводить, – сказал Гуг, – один нога здесь, другой тоже здесь.
– Молодец, Гуг, сходи, проводи! – сказал Сергей Петрович, соскакивая на землю. – Кстати, Витальевна, вы собираетесь чем-нибудь кормить наших новорожденных?
– Уже, – отозвалась Марина Витальевна, – молока у нас нет, так что думаю, печеная рыба им пойдет. Вот поедят и спать, а то их совсем развезло. И вообще, после человеческого мясца думаю на месяц прописать им рыбную диету.
– Нормально, – одобрил вождь, – все равно на ближайшее время рыба – это наше все. И вообще, Катя, Дара, Мара, что вы на меня так смотрите? Быстро раздеваться и вместе с Себой в душ, а то нам тоже пора ужинать, а грязными вас Марина Витальевна за стол все равно не пустит. Потом уже пойдем и мы, мужики. Никаких кислых морд – вперед и с песней. Потом ужинать и спать, все остальные дела оставим на завтра! Сегодня был трудный день.
2 июля 1-го года Миссии. Воскресенье. День сорок седьмой. Пристань Дома на Холме.
Утром Сергей Петрович проснулся совершенно разбитый и с тяжелой головой. Ночью ему снились кошмары, которые он не смог запомнить. Ну и не надо. Рядом, уткнувшись носом в его грудь, сопела молодая супруга, и от этого родного, теплого, ищущего у него уюта и защиты, существа мужчине сразу стало легче. Он потянулся. Предстоял новый день, а с ним и новые заботы. Много забот.
Поднявшись, Сергей Петрович, Андрей Викторович, Ляля и Лиза наскоро умылись у насоса и сквозь утренний туман трусцой побежали в береговой лагерь. Дорога за эти две недели уже была наезжена колесами УАЗа и натоптана ногами, да так, что если даже захочешь, с пути не собьешься. В лагере на берегу тоже уже все встали, и теперь стоянка напоминала цыганский табор. Почти голые полуафриканки неприкаянно болтались по территории, или, сбившись в кучки, тихо переговаривались о чем-то своем. Стоянка Ланей была скрыта туманом, но Петрович подозревал, что и там творится то же самое. Надо было наводить порядок, а то так недалеко и до разложения.
– Так, – сказал он Марине Витальевне, – сегодня в связи с одним очень важным делом я освобождаю тебя от физзарядки. Пока мы все будем укреплять тело и дух, ты должна взять Дару и с ее помощью провести для наших новорожденных хотя бы примерный медосмотр. Я хочу знать, кого можно использовать на тяжелом физическом труде, а кому это еще рановато.