Цветок боли. Ka Lip
для меня были моменты, когда я отключалась и проваливалась в пустоту. Видно, Норан был так увлечен собой, что иногда не замечал, что я без сознания. Но когда он понимал это, то быстро приводил меня в чувства и продолжал.
Очнулась я на полу коридора, оглядевшись, узнала дверь в комнату Норана. Значит, он просто выкинул меня из комнаты, когда я стала ему не нужна. Огромным усилием воли я сконцентрировала в себе жалкие остатки магии, чтобы встать и дотянуться до тяжелой гардины, а потом, содрав ее с окна, обмотаться ей. В этот раз мой муж выкинул меня из своей спальни абсолютно голой. Наверное, чувство стыда придало мне больше сил, чем магическая помощь. После того, что делал со мной Норан, магии во мне не осталось, а вот стыд быть застигнутой нагой во время утреннего обхода замка стражей дал мне силы дойти до своей комнаты. Там опять была приготовленная для меня ванна, и все повторилось.
После завтрака, смотря на себя в зеркало, я видела хрупкую красивую девушку в роскошном платье и с изумрудным колье на тонкой шейке. Вот только опять в глаза я себе боялась заглянуть. Сейчас я уже не могла смотреть в них, так как теперь уже знала, что сегодня ночью все повторится.
И я не ошиблась. Мой ад продолжался ровно месяц. Хотя потом он тоже продолжился, но перешел в другую стадию.
Через месяц, когда я в очередной вечер зашла в спальню мужа для исполнения супружеского долга, я увидела на его постели двух девушек. Прислушавшись к себе, я поняла, что это самые обычные девушки, без всяких магических даров, а обострив зрение, рассмотрела их лица. Они были старше меня, и, судя по морщинкам и несвежести кожи, их жизнь была непростой. Все это было неумело закрашено слоем пудры, помадой и тенями. Ужаснувшись от увиденного, я вернула зрению обычные свойства, так как мне стало неприятно рассматривать их.
– Ты не говорил, что нас сегодня будет трое, – чуть осипшим голосом проговорила одна из них и откинула подол своего платья вверх, оголяя пухлые ноги в чулках.
– Пошла вон отсюда.
Вздрогнув от голоса Норана и поняв, что это он говорит мне, я опрометью выскочила за дверь его спальни и бросилась в свою комнату.
Что я чувствовала, когда, забежав к себе, закрыла дверь и опустилась на пол, не в силах более сделать ни шагу? Наверное, я чувствовала тупую боль, которая теперь стала частью меня. Иногда она обострялась, иногда усиливалась. Сейчас она опять запульсировала, разливая по венам этот яд, от которого становилось невыносимо плохо, хотелось разбить голову о мрамор пола, только бы заглушить в себе мысли, приносящие боль. Было ли мне обидно от понимания, что мой муж изменил мне? Звучит смешно и абсурдно. То, что он делал со мной весь этот месяц, нельзя охарактеризовать с позиции человеческого поведения. Так как же тогда он может мне изменить? И больно ли мне от этого? Да, больно. Мне было так больно осознавать, что, оказывается, предел моих унижений не достигнут. Во мне есть еще то, что можно растоптать, чтобы опять причинить мне боль. Ведь в течение этого месяца, когда я, как примерная жена, каждый вечер приходила в