Самое главное: о русской литературе XX века. Олег Лекманов
«упало» читатель Бальмонта заменяет на «ушло».
Читатель романа «Плавающие и путешествующие» неодобрительно подчеркивает эпитет «ажиотированным» в словосочетании «ажиотированным шепотом» (с. 37). Кузминское словцо «сан-фасонщик» он сопровождает знаками «?!!» (с. 145). Знак вопроса наш читатель поставил и возле слова «трепыхании» во фрагменте: «а о вздорном трепыхании Полины смешно было и вспоминать» (с. 215).
Куда более любопытными представляются достаточно многочисленные примеры пуристских стилистических правок читателем «Плавающих и путешествующих» тех мест романа, которые как раз и позволяют исследователям говорить о неповторимом своеобразии прозы Кузмина.
Приведем несколько примеров. Кузминскую характеристику: «Лаврик был мальчиком живым, беспечным, веселым, и ничего не хотел делать» (с. 9) наш читатель заменяет на: «Лаврик был мальчик живой, беспечный, веселый, ничего не хотел делать». В предложении: «Виновник беспокойств этой дамы молча и капризно пил кофе (с. 9) вычеркивается слово «капризно» (логика: можно ли пить кофе «капризно»?) Кузминское: «…крайне молодым человеком» (с. 10) заменяется на: «…очень молодым человеком». Кузминское: «…сделался розовее розовой обивки кресла» (с. 11) – на: «…сделался ярче розовой обивки кресла». Фраза: «И Лаврик ринулся бегать по комнате» (с. 11) заменяется стилистически более гладкой: «И Лаврик начал бегать по комнате». В предложении: «Там не было никаких доказательств тревоги» (с. 240) слово «доказательств» заменяется на «заметных признаков». В микрофрагменте: «…они только что приняли веселую и радостную ванну» (с. 248) эпитет «веселую» заменен на «освежающую» (логика: может ли быть ванна «веселой»?). В предложении: «…Елена Александровна, не совсем знавшая, как себя держать, но тоже как-то примиренная и устроенная, и ждала с минуты на минуту, что сейчас спустится Леонид, тоже с отблеском бодрого и стройного письма» (с. 248), характеристика «устроенная» (Елена Александровна) превращается в «успокоенную», а «стройного письма» – в «спокойного».
Изрядное упорство пришлось проявить добровольному редактору «Плавающих и путешествующих», работая со следующим фрагментом романа: «…словно густой облак опустился на затоны. Он мешал громко и весело разговаривать, затруднял дыхание, и даже казалось делал недоступным взгляду весь пейзаж» (с. 240). Переправление нашим читателем экзотического, хотя и встречавшегося иногда в русской поэзии XVIII–XIX веков существительного «облак» на привычное всем «облако» потребовало от него дальнейшего исправления всех глаголов прошедшего времени, к этому существительному относящихся. Глагол «мешал» был заменен на «мешало», «затруднял» на «затрудняло», а «делал» на «делало».
Возвращаясь в заключение третьей заметки к сáмому ее началу, отмечу, что взгляд на текст глазами читателя в некоторых случаях позволяет не только проследить за эволюцией восприятия творчества того или иного автора, но и выделяет для исследователя своеобразным курсивом существенные особенности