Белка. Анатолий Ким
вы об этом знали или нет? Знали, конечно. Только вот загадка для меня: ну зачем, зачем вам надо было покушаться на Митю? Для чего вся эта прорва еды, вина, полный холодильник наготове жратвы, после которой ничего не хочется делать, только спать или заниматься глупостями? Вы покушались на мою жизнь с помощью холодильника, тетя! Я ухожу в общежитие, буду лучше разгружать по ночам вагоны, а отцу я напишу, он простой деревенский портняжка, он поймет меня. А вы…
– Ты с ума сошел, подонок! – зарычала тетка и сжала свои смуглые, украшенные кольцами руки в два огромных кулака. – Сейчас я сделаю из тебя шашлык! – Она поперхнулась от ярости и закашляла, как тигрица.
Я воспользовался этим и, юркнув мимо нее, схватил заранее увязанный шпагатом газетный сверток со своими вещами и ринулся вниз по ступенькам. Теткины шаги загрохотали следом, сотрясая лестницу, и перильца зашатались под ее разъяренными руками.
И вот внизу я чуть не сшиб небольшую девушку со смешным лицом, усыпанным веснушками, пестрым, как птичье яйцо. Длинный красный шарф, перекинутый через плечо, свисал ниже полы светленького пальто. Глаза наши встретились, и я подмигнул ей и поспешил далее к выходу. И тут сзади словно орган зазвучал, всхлипывая, пришептывая и одновременно рокоча басами, – совершенно неслыханным голосом тетка запела:
– А-а, милашка моя пришла! Жду, жду вас давно, дорогая Ева, проходите сюда, радость моя!
И я, собираясь остолбенеть от удивления, начал тормозить: по всему надо было полагать, что это пришла ожидаемая теткой миллионерша, но этого быть не могло. Худенькая, простенькая, с этими конопушками на переносице и, главное, совсем еще молоденькая! Однако теткин орган выдавал такую музыку, что отпадали всякие сомнения: это могла быть только миллионерша. И тогда, положив на пол, возле двери верного Трычкина, свой сверток, я пошел назад. Тетка стояла, широко расставив волосатые ноги, непривычные для меня тем, что они были без панталон с кружавчиками: подбоченившись, двигая вверх-вниз громадными бровями и широко разевая губастый рот, тетка, казалось, собиралась с аппетитом слопать хрупкую девушку.
– Изви-ни-те за опозда-ние, – старательно выговаривала Ева с тем очаровательным произношением, с которым изъясняются на русском интеллигентные иностранки.
Она стояла перед Маро Д. и поправляла шарф, изгибая свой тонюсенький стан. Внезапное озарение, знакомое и тебе, белка, вспыхнуло в моей душе. Я ощутил сущность божества в смертной женщине и полюбил ее. Я люблю Еву даже во сне и вновь переживаю первую минуту нашей встречи, которой – о боже! – могло и не быть, сбеги я от тетки на две минуты раньше.
Опасаясь подходить близко, я с приличного расстояния позвал девушку:
– Миссис Ева!
– Георгий! – властно крикнула Маро Д. – Убирайся, не позорь меня, осел ты этакий! – спокойным голосом завершила она по-армянски.
– Миссис, подойдите ко мне, я что-то хочу вам сказать, а то я сам боюсь подходить, – поманил я, весь внимание, готовый отскочить в любую секунду.
– Боитесь?