Ваня, деревенский зомби. Николай Викторович Кузнецов
нужна.
– Это на пекарне, что ли? – глубокомысленно спросил я, поправляя на себе рубашку.
Ни для кого на селе не было секретом, что Марьяна Дмитриевна, жена бывшего председателя затеяла свое небольшое, хлебопекарное производство.
«Малый свечной заводик»!
Все бабы и оставшиеся мужики обсуждали эту новость две недели. Но потом когда опробовали булочки и вкусные коржи хлеба, от «председателевой жены», народ пришел к выводу, что баба молодец, и хлеб ейный вкусен.
Только вот при чем здесь я?
– Марьян Дмитриевн… Вы не сказали, а я здесь-то при чем?
– Да знаешь Ваня, на деревне дел и так немало. А тут еще и пекарня моя. Днем то я и сама могу спечь, но ведь дело какое, несподручно. Кто ж хлеб мой, по вечерам, брать то будет?
Всем с утра подавай свежий, да горячий. То есть, получается, и выпекать его ночью надобно бы. А спать мне, бабе деревенской, когда? Помощник мне надобен, Ваня. Вот я о тебе и подумала. Ты как сам?
– А, что Марьяна Дмитриевна? Нанозомбитехнологию нашу, кефир, пробовали хоть раз? – коварно улыбаюсь я.
– Ой, Ванька, что ты с людьми сделал? Мало того, что все молодухи наши с ума сходят, после баньки твоей. Так теперь про кефир наш, марки: «зомбо-кефир», слава на весь район пошла. Ты парень не вредный, очень даже душевный. Хоть и зомби. Поможешь мне?
– Что делать надо?
– А что делать? Хлеб месить, тесто. Мешки таскать и высыпать, да в печь и обратно хлеб выкладывать. Я те подмогну, покажу, что да и как. Договорились, Вань?
– Ох, ладно Марьян Дмитриевна, приду.
Вот так и стал я печь хлеб по ночам. А что? Дело вроде не трудное: мука сыплется, тесто на дрожжах поднимается. Перекур значится, сижу на крыльце за звездами смотрю. После месится все машинкою, по формам мною распихивается. И в печь ставится. Романтика, и-эх! Хлебный дух везде и, повсюду, мукой присыпан.
А поутру, Марьяна Дмитриевна, начальница моя, хлебушек свежий да горячий, с пылу, с жару на лоток березовый, да в машину-полуторку и бегом на трассу, свежим хлебушком торговать.
А народ городской, по дороге на работу, хлебушек наш покупает, да нахваливает.
И мне работа по нраву пришлась.
Как-то иду поутру, в сарайчик свой. В руке батон свежего держу, птичек на крыше хотел подкормить. И тут, на тебе!
Опять собаки. И, главное, не одна морда противная, а штук с десять, наверное, будет. Стоят и так подло на меня смотрят.
«Ну, все», – думаю, – «вот и пришел конец недолгой моей зомбейской жизни, сейчас так порвут на кусочки, что потом и собирать будет нечего». Стою, смотрю. Делать, что не знаю. Гляжу, подходит самая наглая псина, Полкан, гад и,…
Хвостом мне, так застенчиво, виляет. И другие товарки псячьи, не зло смотрят на меня, а заискивают, как бы. Тоже хвостиками завиляли, ушки прижали, кругами подле меня ходят, Кое-кто сел на задние лапы, преданно на меня смотрит.
«Ах, вы, -думаю, – собачье племя, это, что за смена имиджа?» –