Мик. Путь воина. Екатерина Сереброва
на него работаешь?
– Да. Долги с других вышибаю, – усмехнулся Толстяк. – Но не с молодых глупцов. Вы ж дети совсем, как умудрились подставиться?
– Не знаю, – пожал плечами Миша, он тоже хотел бы знать ответ. Но что с Люка взять? Он и вправду был несчастен, о чём Мик даже не думал раньше. – Как у тебя дела?
– Живём помаленьку. Я слышал, ты на актёра пошёл?
– Поступил, угу. Второй курс. Справляюсь вроде.
– Но ты же боксом занимался, не жалко бросать?
– Я и не бросал, – хитро улыбнулся Миша. – Совмещаю, так сказать.
– Ой, сынок, это два разных дела, требующих полной отдачи. Не загоняй себя, определись с выбором.
– Толстяк, всё путём будет, – он удивился совету и заметил, что седина проглядывает из-под шлема. Миша не задавался вопросом о возрасте байкера, они для него не старели, но теперь отчётливо веяло приближением к смерти. Это грустно было осознавать.
– Ты крепкий, необычайно сильный духом юноша. Недаром в боксе тебя прозвали «Бойким», – продолжил Толстяк. – Но даже самые сильные мира сего имеют свои пределы. А молодость пролетает так быстро, что успеваешь только оглянуться напоследок, кряхтя и жалуясь на боли в спине.
– Ты к чему?
– Не ввязывайся в сомнительные дела. Поживи ещё, – вздохнул Толстяк и переключился: – Ну, поделишься со старым маразматиком историями из студенчества? Ты первый знакомый, кто учится в вузе.
– В училище, – машинально поправил Миша, и они рассмеялись.
Он с удовольствием поделился с Толстяком недавними приключениями, но всю беседу его не покидало чувство, что не только молодость, а вся жизнь байкера уходила в забытье. Мишу не смущали морщины и обрюзгшее тело, на котором прежняя одежда вот-вот пойдёт по швам. И вроде бы Толстяк оставался собой: улыбался, как раньше, шутил, но в каждом взгляде, жесте, иногда и в речи проскальзывали минорные ноты. Может, болезнь, или просто усталость, а то и всё разом так влияли на байкера, но он угасал.
Чувство опустошённости не покидало Мика, когда он выходил из ресторана. И вместе с Сиплым возвращался в квартиру.
Незаметно подкралась новогодняя пора чудес и подарков. То ли в честь праздников, то ли благодаря стараниям Толстяка, но люди Перемычкина не донимали их. Миша взял с Косматого, Сиплого и Люка обещание, что они всё же вернут долг. Общими усилиями. Да парни и дружнее между собой стали после этих событий, что Мишку радовало.
Сам он ближе к Новому году сильнее хандрил и оттого пил. Во-первых, и колено давало о себе знать жуткими болями по ночам; во-вторых, Миша праздновал праздник чудес у Юры последние три года, когда и его родители были благосклонны, и честь посидеть за семейным столом выветривала из Мика всякие дурные мысли. Мысли о собственных родителях, например. Примиряющий, сплачивающий дух Нового года, Деда Мороза, слезливые песенки о добре, нарядные улицы, бесконечные ёлки, как никогда заставляли думать о хорошем, светлом, вечном. Перед взором же Миши вставал образ