П. Осликов продолжает хотеть как лучше. Елена Соковенина
шь бегать, язву желудка себе наживать. А если позавтракал, почему посуду не помыл, в раковину бросил. Ключи возьми оттуда, куда ты их положил. У каждой вещи должно быть своё место.
Что за нервная женщина, всё время хочет чего-то.
Но можно освоить навыки бесшумного передвижения. Тогда пилить будут не до школы и после неё, а только после. И то, может, не будут. Ещё и за то, что тихо ушёл, похвалят. Какой, мол, ты, Петя, заботливый.
Хоть в школу спокойно сходишь.
Однажды П. Осликов сделал что-то не то хорошее, не то полезное – теперь уже не вспомнить.
– Как ты мне помог! – воскликнула мама. – Мне так нужна была твоя поддержка! Мне так приятно! Я себя чувствую такой счастливой!
– Я при этом, – строго добавил П. Осликов, – не произносил громких слов.
– Это ты что имеешь в виду? – подозрительно спросила мама.
Но Петя посмотрел на неё и тихонечко в свою комнату ушёл.
С этой женщиной разговаривать невозможно.
У П. Осликова было такое свойство: заслышав про «уроки», «игрушки» или «посуду» или вообще про что-нибудь такое, с грохотом упасть на пол и враскоряку ползти. Полз П. Осликов к цели. К урокам или посуде. К игрушкам. К уборке своей комнаты. К ботинкам в прихожую, чтобы поставить их как следует, а не раскидать, как всегда. Полз он долго и с удовольствием. Подтягиваясь на локтях и обозревая горизонт. Старательно проделывая волны и зигзаги. И разные другие фигуры, если, например, по дороге попалось что-нибудь интересное.
Чем дольше ползёшь, говорил жизненный опыт П. Осликова, тем больше вероятность, что кто-нибудь – например, бабушка или дедушка – потеряет терпение и сделает всё вместо тебя. И тогда уже можно будет ползти, куда душа пожелает.
Но то бабушка с дедушкой, а то мама. Она всплёскивает руками и начинает тащить за руки или за ноги и почему-то не веселится, а приходит в бешенство. Не привыкла потому что. У неё жизненный опыт не такой большой.
У папы тоже опыт так себе. Меньше, чем у дедушки. Но ничего, с годами у них обоих огромный опыт образуется.
Но один раз всё пошло не так. В ответ на просьбу ввести в компьютер пароль мама П. Осликова легла на пол и поползла. Проделывая волны и зигзаги.
П. Осликов охнул и, не тратя слов понапрасну, поволок маму за руки.
Потом за ноги. Папа вошёл с кофе, пришлось его обходить. Мама ухватилась за косяк, пришлось её пальцы отковыривать. При этом мама так хохотала и Петя так хохотал, что у них сил не осталось. И Петя сел на пол. Но, правда, он был уже совсем близко к цели: к столу с компьютером.
– Врёшь, не возьмёшь! – гордо сказала мама и поползла обратно.
П. Осликов никогда раньше такого не слышал и уже опять стал смеяться, но взял себя в руки, а маму за ногу и сказал по делу:
– Не надо меня дразнить! Я же обидеться могу!
А мама как не слышит: знай себе притворяется, что умирает в жестоких конвульсиях.
И эти люди чего-то от него хотят?!
Однажды, когда считалось, что П. Осликов давно спит, папа пришёл с работы. П. Осликов в это время читал с телефона. Он слышал, как папа ужинал. И как наливалась ванна. И как вода перестала течь. Потом папа как завопил! Заревел, как раненый медведь!
И потом в кухне табурет упал. Мама побежала на помощь.
– Вот, – сказал папа П. Осликова.
В руках у него был флакон жидкого мыла. Купленный позавчера, довольно поздно вечером, срочно, потому что ванну папа в тот раз тоже уже налил. Он не знал, что у него опять мыла нет. Он его вчера только купил. А до того тоже купил, три дня назад. А Петя всё вылил. Ругать Петю в тот раз не стали – бывает. И вдруг снова!
– Что это? – стонал папа Осликов. – Как он это делает? Зачем?
За двое суток человек, которому весной должно было исполниться одиннадцать лет, истребил два флакона мыла ёмкостью каждый в двести пятьдесят миллилитров. (Двести пятьдесят миллилитров – это один стакан.) И столько же шампуня. Причём этот, позавчера купленный, флакон шампуня сегодня не оказался практически пустым. Наоборот! Он был полон воды.
– Убью. Разбужу и убью, – сказал мамин голос. – Нет, не так. Уберу все ванные принадлежности под замок, а этому гаврику выдам кусок мыла твёрдого. Хозяйственного. Уж его-то он не смылит дня за три-четыре?
– Не смылит, – успокоил её папа.
«Конечно не смылю, – подумал П. Осликов. – Сами таким мойтесь».
Нет, он знал. В принципе. «Любого моющего средства требуется ровно один колпачок». Но это же ересь. Сами ругали, что неряшливый. Со свету сживали! Всю кровь выпили. И вот, пожалуйста, – «ровно один колпачок». Кто так моется? Что за неуместная экономия? Не родители, а нищеброды какие-то. Есть вещи, на которых нельзя экономить.
Но и это ещё не