Младший инквизитор. Динара Касмасова
передал, что она не желает открывать свою тайну.
– Возьми её в руки, – сказал Тимофей Дмитриевич. – С твоей нынешней чувствительностью к предметной магической энергии ты должен что-нибудь уловить.
Я взял в руки шкатулку. Старательно прислушался к ней, пытаясь прочувствовать её суть. Мои пальцы будто вживлялись в её волокна. Дерево ощущалось теплым, почти живым. Я вдруг услышал женский голос, который пел колыбельную песенку про куниц и голубей, за окном завывала вьюга, а резчик аккуратно вырезал завитушки по бокам шкатулки, а потом, прилаживая ко дну второй ящик, прошептал: «Закрувейся-Открувейся». И в ту же секунду второй ящик слился со шкатулкой и будто исчез.
Я выдохнул и с удивлением обнаружил, что стою посреди гостиной, мирно тикают настенные часы, а Тимофей Дмитриевич и затаивший дыхание Орест с ожиданием и любопытством глядят на меня.
– «Закрувейся-Открувейся», – прошептал я.
В шкатулке что-то щелкнуло, и тотчас же стали видны швы ящичка.
Орест с благоговением взял шкатулку. Он открыл ящичек и ахнул так, будто там была некая святыня. Но я увидел всего лишь пожелтевшие, сложенные в несколько раз, бумажные листы.
– Письмо? – спросил Тимофей Дмитриевич.
Орест с восторженной улыбкой развернул лист, и в ту же секунду улыбка его погасла. Мы со стариком заглянули через его плечо. Я увидел аккуратно начерченный план здания, квадратного, с двором посредине. На втором листе тоже был план, этого же здания, только, видимо, другого этажа.
– Что это? – моргнул Орест.
Кроме надписей, что это подвальный этаж и первый, других указаний на листах не было, но я легко узнал и коридоры, и комнаты, и центральный холл, а, главное – контуры здания-крепости. Но я подавил чуть не вырвавшиеся слова и промолчал.
– Мне это здание напоминает… – сказал задумчиво Тимофей Дмитриевич, – здание инквизиции. – Я, конечно, там был, но видел только несколько кабинетов и пару коридоров, и с планом я их не могу совместить. Но помню, что к холлу справа примыкал зал суда, а в центре холла была широкая лестница. Вижу, на плане тоже самое.
– А шкатулка не говорит по этому поводу что-нибудь? – с надеждой спросил Орест.
Я и прислушиваться не стал, для вида помолчал с секунду, а потом отрицательно покачал головой.
Орест посмотрел на листы и сказал:
– Думаю, Тимофей, ты прав, это наверняка инквизиция. Надо Илье показать, какая находка! – Орест сунул листы в карман, а шкатулку поставил обратно в шкаф.
«А Илья уж точно постарается воспользоваться этими чертежами», – подумал я.
– Порасспрашиваю Алябина, как только он появится. Наверняка с этими чертежами связана какая-нибудь загадочная история, и Алябину, может, даже будет приятно её рассказать, – сказал Орест.
Он вышел из комнаты.
Тимофей Дмитриевич сказал, что Ольга хотела о чем-то сообщить мне. Мы прошли на кухню, где Ершова после обеда мыла посуду – точнее, только взмахивала рукой, и тарелки выпрыгивали из пенной раковины, обмывались под краном, а потом становились в ряд в сушильном