Один день без Сталина. Москва в октябре сорок первого. Леонид Млечин
человек бросились на подножки, на крышу, застучали кулаками по стеклу. Под ударами кулаком рассыпалось и вылетело стекло возле шофера. Машину схватили десятки рук и сволокли на обочину, какой-то человек поднял капот и начал рвать электропроводку. Десятки рук потянулись в машину и вытащили жену.
Красноармейцы пытались оттеснить толпу, но ничего не получилось. Толпа кричала, шумела и приготовилась к расправе. Я знаю нашу русскую толпу. Эти люди, подогретые соответствующими лозунгами 1917 года, растащили имения, убили помещиков, бросили фронт, убили офицеров, разгромили винные склады… Это ужасная толпа предместий наших столиц, босяки, скрытые двадцать лет под фиговым листком профсоюзов и комсомола. Армия, защищавшая шоссе, была беспомощна. Милиция умыла руки. Я видел, как грабили машины, и во мне поднялось огромное чувство ненависти к этой стихии.
– Небось, деньги везешь, а нас бросили голодными! – заорали голоса. – Небось, директор, сволочь. Ишь, какой воротник!
Я посмотрел на их разъяренные, страшные лица, на провалившиеся щеки, на черные засаленные пальто и рваные башмаки, и вдруг увидел страшную пропасть, разъединявшую нас, сегодняшних бар, и этих пролетариев. Они видели во мне барина, лучше жившего во времена трагического напряжения сил при всех невзгодах пятилеток и сейчас позорно бросающего их на произвол судьбы».
Советский человек превратился вовсе не в носителя высокой морали, самоотверженного и бескорыстного труженика. Жизньтолкала его в противоположном направлении. О революционных идеалах твердили с утра до вечера. Но люди видели, что никакого равенства нет и в помине.
Аркадий Первенцев показал документы. Настроение толпы изменилось. Его, как писателя, пропустили. Украли, правда, пиджак и теплые унты на волчьем меху, об утрате которых он будет потом сильно сожалеть.
«Мимо меня прошел мрачный гражданин в кепке и сказал, не поднимая глаз:
– Товарищ Первенцев, мы ищем и бьем жидов.
Он сказал это тоном заговорщика-вербовщика. Это был представитель воскресшей «черной сотни». История повторялась. Нас усадили в машину и расчистили нам путь с криками: «пропустить писателя, мы его знаем».
Первенцев благополучно уехал. А вошедшая во вкус толпа бросилась грабить очередной правительственный автомобиль ЗИС-101:
«Из него летели носовые платки, десятки пар носков и чулок, десятки пачек папирос. ЗИС увозил жирного человека из каких-то государственных деятелей, его жену в каракулевом саке и с черно-бурой лисой на плечах. Он вывозил целый магазин. Из машины вылетел хлеб и упал на дорогу. Какой-то человек в пальто прыгнул к этому хлебу, поднял его и начал уписывать за обе щеки…»
А вот Андрей Николаевич Островцев, главный конструктор Московского автомобильного завода имени Коммунистического Интернационала и будущий конструктор правительственного лимузина ЗИС-110, никуда не уезжал. Напротив, он пытался с семьей вернуться в столицу. Его дочь вспоминала:
«В самый разгар