Записки латышского легионера. Зиедонис Силиньш
жена не говорили на латышском. Иx сын Миша, неуклюжий высокий мальчик, умел играть на пианино и говорил по-латышски как латыш. Несколько раз он приглашал меня в гости, там я научился играть на пианино одним пальцем «Dievs, sveti Latviju!» (Боже, благослови Латвию!). Что с ними стало, я не знаю. Зультерс умер, когда мы еще жили на улице Палисадес (к этому времени улица была уже переименована в улицу Калупес), а Зультериене вышла за Билиса.
Одно из моих первых воспоминаний относится к вечеру, когда вдруг очень поздно в дверь постучали, и какая-то тетя принесла какую-то бумагу. Потом я узнал, что это была телеграмма. Бабушка первой ее прочла, вскрикнула и упала на пол, моя мама тоже заплакала, как и средняя дочь Амалия. Я тоже заплакал, не зная, из-за чего. Намного позже я узнал, что в телеграмме сообщалось о смерти Эмилии (младшей дочери). Она работала летом служанкой на хуторе и утонула в озере.
Когда я стал немного старше, мне нравилось разглядывать из окна поезда, которые почти беспрерывно проезжали мимо нашего дома как днем, так и ночью. Поскольку мы жили недалеко от железной дороги, то около нашего дома пролегало около 12 или больше путей. Странно, но почему-то эти поезда нам совершенно не мешали.
Часто бабушка принималась учить умуразуму своих дочерей – старшую Альвину, или по паспорту Лизете Йохана Альвине (мою мамочку), среднюю Амалию и младшую Наталию. Был у нее еще сын Жанис, или по паспорту Йоханс. Он любил выпить, и когда приходил домой пьяный, начинал скандалить, орать, грозился всех избить. Его боялись все, кроме моей тети Наталии. Помню, как-то Жанис в очередной раз напился, и дедушка стал его выгонять. Жанис обиделся, вышел в коридор, где было окно, выходившее в закрытый двор, и пообещал выброситься, мол, никто его не хочет, и он не хочет больше жить. Плачущая бабушка схватила его за руки: «Не прыгай, Жанитис!», Наталия же открыла окно и сказала: «Ну, чего ждешь – доброго пути…». На это Жанис ответил, он не дурак, чтобы прыгать.
Жили мы бедно – как-то с трудом перебивались. Единственный, кто имел постоянную работу, был дедушка. Он был пекарем, и местом его работы была пекарня Хейфица. Жанис ни на одной работе долго не задерживался. Амалия работала на канатной фабрике. Если я не путаю, то делали там пеньковые канаты. Наталия работала, когда находила работу. Моя мама каждый год получала на два-три месяца работу в военной типографии, когда там печатали ежегодную телефонную книжку. Ее работа заключалась в том, что она, стоя на возвышении у печатной машины, вкладывала в нее листы белой бумаги. Работа была очень тяжелая, и мать сильно уставала.
Мои дедушка и бабушка, мама Лизете и тетя Амалия
Немного и о моем отце. Его звали Вольфридс, он был высокий представительный мужчина. Его считали умным, он писал жильцам дома прошения и давал советы по юридическим и прочим вопросам. У отца был удивительный почерк, совершенно каллиграфический. Отец все время где-то работал, по крайней мере, так он утверждал, но почему-то очень редко приносил домой деньги. Постоянно с ним случались всякие несчастья: то работодатель не платил