Записки латышского легионера. Зиедонис Силиньш
Дама сказала, что если Вольфридс не изменит свое поведение и не прекратит развратничать с ее помощницей, то лишится работы. Когда я пришел из школы, в дверях появилась плачущая мама, а бабушка собирала пожитки отца. В этот день отец домой не пришел. Вечером следующего дня отец объявился, и когда мама сказала, чтобы он забрал свои манатки и больше не показывался, то отец взял, не говоря ни слова, свои два чемодана, ушел от нас и пропал навсегда из нашей жизни. Своего отца я больше ни разу не видел, хотя тихонько мечтал, как у дверей школы меня ждет мой отец. Но нет, отец нами не интересовался, и, может быть, это было хорошо. Я не помню, чтобы он с нами играл или вообще как-то занимался нами, пока мы жили вместе. Придя домой, он всегда брал сразу в руки газету или книгу. Моя мама была его вторая жена. С первой женой у него было тоже два сына – старший Александрс, или Саша, как было принято его звать, и младший сын по имени Майгонис. Саша гостил у нас после войны пару раз, а Майгонис, который был лейтенантом в латышском легионе, принял яд, когда его собирались арестовать. Отец умер от лейкемии, кажется, в 1976 году, ему было тогда за 90. Моя старшая дочь Инге разыскала его (по своей инициативе, и никого дома не предупредив) в конце 60-x в Риге. На дочку он произвел довольно сильное впечатление – красивый молчаливый старик, который все время курил. Пообщаться с ним дочери не очень удалось, поскольку все время в комнату заходили члены последнего семейства отца (какое это у него по счету, знает явно только господь бог и, может быть, сам отец), которые, как показалось Инге, не были в восторге от ее визита. Также я не знаю, сколько у нас с Лаймонисом может быть сводных братьев и сестер.
Далее наступили школьные годы. Мне было семь, когда мать отвезла меня в 12-ю основную школу Калпака. В школу идти я не хотел, был очень боязливым ребенком, который все свое время провел с матерью и бабушкой, а сейчас мне надо было справляться самому, находиться среди чужих детей. Для меня это было трудным испытанием, и когда мама ушла, я расплакался. Плакал, пока не подошла учительница госпожа Мейе, которая успокоила меня добрыми словами. После уроков меня у школьных дверей ожидала мама, и ужас на этот раз закончился. Когда я пошел в школу, то не умел ни читать, ни писать, но уже к Рождеству чтение стало моим любимым занятием. Читал я все, что мне попадалось в руки, например, «Old Wawerly», «Harry Pils» и прочие маленькие книжки, которые можно было купить в рыночном ангаре за несколько сантимов.
Вначале я учился хорошо – до третьего класса у меня в табеле были одни пятерки. В пятом классе же появилось семь троек. Основную школу я кончил с тремя тройками: чистописание, рисование и пение. Так что можно, наверное, сказать, что бог не одарил меня художественными талантами.
Школьное время пробежало быстро. Помню, я был очень стеснительным и боялся девочек. Как-то наш учитель физкультуры стал учить нас бальным танцам, и когда надо было взять девочку за руку, я очень испугался и не знал, как вести себя, но все кончилось, слава богу, хорошо – никто не понял, как мне было неловко дотрагиваться до девочки.
Примерно