Россия и Европа – игра на равных. Виктор Викторович Зайцев
торговцы на её границах? При случае можно и пообещать навести порядок, если европейцы станут жаловаться. Сил наших во Владивостоке вполне достаточно, чтобы справиться с любой армией. При необходимости есть право найма казаков и прочих добровольцев, даже капёрский патент могу выписать, и не один.
А, когда укрепимся, лет этак через пять-десять, да ещё Китай заставим договор о границах изменить, тогда и поясачить можно аборигенов на правом берегу Амура. Пока Россия с золотого прииска больше получит, чем ясак с нищих селений. Ну, это я так Потёмкину объяснял. Вряд ли он поверил, конечно, но отправил со мной полуроту солдат для охраны прииска, под командованием поручика Синицкого, и назначенного управляющим золотодобычей Приамурья, Генриха Штейгаузена. Синицкий и Штейгаузен оказались людьми практичными, со мной не спорили, понимая необходимость добрых отношений. Своих людей берегли, за весь путь на Восток никто из солдат не заболел.
Так, что, не зря прокатился я через половину земного шара, нужных нам полномочий добился, кое-какое официальное признание получил. Теперь лет пять-десять спокойной жизни у нас есть, можно смело выстраивать согласованную со всеми друзьями линию воздействия на будущее. Благо, неплохие наработки в этом направлении уже сделаны.
Во-первых, к весне 1777 года через лазутчиков братьев Агаевых удалось установить прочные связи с повстанцами на севере Кореи, всего в сотне вёрст от Владивостока. Под видом «маньчжурских добровольцев» к ним отправился взвод башкирских стрелков, с парой миномётов, вооружённый «Лушами». Холодного оружия поставили бунтовщикам две тысячи комплектов. Не бесплатно, конечно. Ошибок Советского Союза мы повторять не собирались, никакой безвозмездной помощи «братским народам», только за плату, причём, «сначала деньги, потом стулья». С деньгами, естественно, у бунтовщиков было плохо, вернее, совсем никак не было. Тут мы и пошли навстречу, выделив пару тысяч лян серебром. А в качестве платы за всё пошли захваченные в разгромленных усадьбах ценности, их отбирали наши знатоки из числа учителей и торговцев. Ради этого целая бригада два месяца ревизовала хозяйство корейских повстанцев, переправляя во Владивосток бронзовые и фарфоровые статуэтки, картины, веера, посуду металлическую и фарфоровую, прочую экзотику.
Конечно, этих ценностей хватило едва на четверть поставок, остальную сумму мы добрали пленными кореянками молодого возраста. В большинстве своём служанок разграбленных поместий и селений, разбавленных некоторым количеством крестьянок. К этому времени гендерная ситуация во Владивостоке сложилась нехорошая. На одну женщину приходилось едва не десять мужчин, это среди русских, конечно. У китайцев было ещё хуже, на две тысячи пленных китайцев не было и сотни их соотечественниц. Так, что ещё перед моим отплытием в Европу, во Владивостоке появились шесть сотен молодых кореянок. Надо сказать, ни одна из них так и не вернулась впоследствии домой, даже те, кого наняли в работницы