Капитан Алатристе. Чистая кровь. Испанская ярость. Золото короля (сборник). Артуро Перес-Реверте
обстоятельствах сохраняет твердость духа и ясность ума, наконец улыбнулась Диего Алатристе, сделав так, что при очередном выпаде острие его клинка, проникнув за витые переплетения гарды, задело пальцы или запястье противника, который с проклятием отпрянул назад. Прежде чем он успел опомниться, капитан с такой яростью нанес три молниеносных удара второму, что и тот принужден был отступить на два шага. Этого было достаточно, чтобы Алатристе обрел уверенность в себе и спокойствие: когда раненый вновь перешел к атаке, капитан, держа нож наготове, заслонил лицо ладонью, открылся – и напор, с которым атаковал его противник, довершил дело: тот сам наскочил на клинок Алатристе, глубоко вошедший ему в грудь. Нападавший вскрикнул: «Иисусе!», зашатался, выронил шпагу, со звоном откатившуюся за спину капитану.
Второй невольно приостановил наступление. Алатристе, отпрыгнув, чтобы извлечь клинок из груди поверженного наземь врага, обернулся к нему. Тучи разошлись словно для того, чтобы при свете месяца он узнал итальянца.
– Теперь поговорим на равных, – едва переводя дыхание, сказал капитан.
– Годится, – белозубо ощерясь, ответил итальянец.
И, еще не договорив, снизу, стремительным, почти незаметным глазу, как бросок жалящего аспида, движением нанес удар. Однако Алатристе, успевший изучить его повадки, знал, с кем имеет дело, и был настороже: отклонил корпус, вскинув для равновесия левую руку, и смертоносный выпад не достиг цели. Однако кинжал итальянца все же зацепил ему кисть. Сочтя это всего лишь царапиной, капитан сверху вниз парировал второй выпад – такой же молниеносный, как первый. Клинки с металлическим стуком столкнулись. Итальянец сделал шаг назад, и противники, шумно дыша, замерли напротив друг друга. Оба уже порядком выбились из сил. Капитан, пошевелив пальцами поврежденной руки, с облегчением удостоверился, что сухожилия целы, но почувствовал, как медленными горячими каплями стекает с нее кровь.
– Предлагаю ничью, – сказал он.
После недолгого раздумья итальянец мотнул головой:
– Не пойдет. Чересчур опрометчиво вел ты себя той ночью.
Голос его звучал тускло и устало, и капитан решил, что итальянцу опротивело все это не меньше, чем ему самому.
– Ну и что?
– А то, что теперь – либо твоя голова, либо моя.
Снова наступило молчание. Итальянец чуть-чуть шевельнулся, и Алатристе, карауливший каждое его движение, – тоже. Медленно, очень медленно они кружили друг перед другом, выжидая и примериваясь. Капитан почувствовал, что сорочка под кожаным нагрудником насквозь промокла от пота.
– А можно ли узнать твое имя?
– Это к делу не относится.
– Свое имя скрывают только самые отъявленные негодяи.
В ответ послышался сухой смешок:
– Может, я и отъявленный. А вот ты – продырявленный.
– Ничего, до свадьбы заживет.
Итальянец, казалось, раздумывал: он устремил