Иоганн ван Роттенхерц – охотник на монстров. Владимир Андреевич Чуринов
рыцаря – какого-то предка семейства, изображенного в полной амуниции с большой живостью. Ван Роттенхерц давно приучился никогда не смотреть на огонь, он ослепляет. «Надеюсь, до того, как я превращусь в такую же развалину, какой-нибудь мантикор сделает мне одолжение и оторвет мне голову».
– Но вы, похоже, пошли по наиболее разумному пути, герр де Люмино, – вежливо отозвался гость вслух, разливая коньяк по глубоким мельхиоровым штофам.
– А черт его знает, чем могла бы оказаться эта дрянь, стояла себе много лет в буфете, никого не трогала, – маркиз сухо засмеялся. – Если и гадила, то незаметно. А тут, на тебе, оказывается древний, опасный артефакт. Знал ведь, что батюшка мой, пекло ему погорячей, вел темные игры. Но успел отдать Единому душу до того, как кубок этот ваш использовал. Или скорый запрос от вашей инквизиции, прям следом за подарочком, его напугал.
– Этот подарочек, – серьезно, игнорируя смех собеседника, повел беседу алмарец, глядя на кашель и сдавленный смех старца, сигар ему расхотелось, – называется «Кубок кровавой луны» и слава Единому, что ваш предок его не опробовал, неизвестно к каким результатам привел бы эксперимент. Это одно из самых гнусных изобретений моего дорогого родителя, и, надеюсь, в пекле ему холодно и одиноко. Если его не трогали и не использовали, почему все ваши домочадцы в такой тревоге, почему мне ничего о нем не сказали за обедом? Я ощущаю зловещую недосказанность в нашей беседе.
– Охотник! Сыщик! Гончая! – восхитился старый маркиз. – И верно, друг мой, мы без особой охоты ждали вашего визита, хотели вернуть безделушку и выгнать восвояси.
– Но не выгоняете, – обращение "друг" от этой развалины покоробило Иоганна, своих друзей он знал, любил и мог пересчитать по пальцам одной руки. – Значит, что-то изменилось.
– Дааа, – прохрипел Огюст Жером, закашлялся очередным сгустком дыма, выплюнул на дорогой хмааларский ковер комок мокроты с кровью и продолжил. – Изменилось. Изменилось, – сухой кулак нервно бухнул в подлокотник кресла, – мать его!
Вежливо пережидая приступ праведной ярости, Иоганн молчал. Молчал и рассматривал собеседника: старый, сухой, больной и сломанный, старик хранил в душе память прошлых побед и тлеющий уголек былой отваги в сердце. «Неужели и я стану таким? Грустный каламбур».
– Как вам наша семья? – внезапно сменив тон, бывший полковник уставился в глаза собеседника, столкнувшись с ровным и холодным взглядом алмарца.
– Я нашел всех весьма милыми, – пожал плечами охотник на монстров.
– МИЛЫМИ! Милыми, разорви меня Крахот! – возопил старик, призывая к извращенным играм владыку преисподней. – Я вижу, мэтр, вы уже успели взглянуть на портрет. Знаете, кто это? Это Луи де Люмино, мой.. Слышите! Мой славный предок, а также, по какому-то недоразумению, предок моего сына и его непутевого отпрыска. Прижитого не иначе как с портовой блядью! Знаете, кем был Луи? И десятки его потомков? Он был кругоносцем! Он отвоевывал с верным клинком в руке и