Сквозь Bookовый лес. Роман-обретение. Александр Геннадьевич Балыбердин
окружившей его пустоты, долетели слова:
– Матерь Божия! Это же…
И наступила тишина.
Глава 5. Можжевеловая тропинка
Первое, о чем подумал Пашка, когда, пересилив страх, открыл глаза и увидел над собой ночное небо, что Большая медведица должна быть в другой его части. «Странно!» – подумал он и, стараясь не шевелиться, огляделся. Не поднимая головы. Одними глазами. Караульного не было.
– Сережка! – еле слышно позвал он друга, но никто не откликнулся.
Руки по-прежнему продолжали крепко прижимать к груди сверток, который перестал гудеть и пищать. «Интересно, что в нем?» – пронеслось в голове, и только тогда Пашка вспомнил, что свалился в могилу и лежит среди убитых. По телу пробежала дрожь. Он повернулся и вскрикнул, словно кто-то неожиданно воткнул в него с десяток иголок. Перевернулся на другой бок, и снова тело пронзила боль.
Мальчик вскочил на ноги, оглянулся и второй раз за вечер не поверил своим глазам. Вместо могилы по земле стелился ярко-бардовый розовый куст, примятый пашкиным телом. Стоило мальчику встать, как куст распрямился и заблагоухал. «Откуда он здесь взялся? «Наверное, я сплю?» – подумал Пашка и, чтобы проверить догадку, со всей силы ущипнул себя за ухо и вскрикнул. Нет, он не спал! Все было наяву!
Постепенно, по мере того, как привыкшие к темноте глаза начали лучше различать окружавшие предметы, приходило сознание того, что это не та поляна, и лес не тот, и даже небо не то, а совсем другое, незнакомое. Но где он, как это произошло, и, главное, что со всем этим делать – этого Пашка не знал. Какое-то время он стоял и беспомощно озирался по сторонам, а затем опустился на корточки и заплакал.
Неожиданно налетел ветер и принес с собой терпкий и необычный, но знакомый запах. Так пахли четки, которые отец недавно, в Семенов день, купил на ярмарке в Вятке. С самой горы Афон! По крайней мере, именно так утверждал продававший их крестьянин, и, хотя проверить это было невозможно, отец решился на покупку. Уж, больно сладко они пахли! «Можжевельником», – вспомнил Пашка чудное слово, – который на Вятке не растет, а лишь в южных краях. Но теперь этот запах напомнил мальчику о доме, и он, повинуясь неведомому чувству, пошел туда, откуда он до него долетел.
Начинало светать, и, по мере того, как новый день вступал в свои права, становилось все очевиднее, что мальчик не заблудился, а каким-то непонятным образом или, проще сказать, чудом оказался вдали от родных мест. Все выглядело другим – деревья, кусты, цветы, травы, голоса птиц, земля под ногами, пейзаж и даже время года. Дома, на Вятке, уже начиналось предзимье, а здесь была макушка лета, июнь или июль.
Вскоре ноги, словно сами собой, вывели на тропинку, спускавшуюся с большого, пологого холма. Идти по ней было легко, все вниз да вниз. Единственное – хотелось пить. Однако за час пути мальчик не встретил ни одного ручья или родника. Не говоря о том, что со вчерашнего вечера во рту не было ни крошки, и прогулка на свежем воздухе весьма располагала