Не хочу быть героем. Между небом и землей. Людмила Владиславовна Ударцева
понял и заткнулся.
– Я не могу определиться.
Мой товарищ вопросительно вскинул бровь.
Вопросы остались, но слишком личные. Я снова перевёл разговор в другое русло, не преминув поинтересоваться, не знает ли Такрин, кому принадлежали голоса.
– Сам голову ломал не один день.
– Неужели это существо по ответам на сто процентов знает враньё или нет? Есения ответила «нет», я поверил, что ей всё равно, если я уйду, а голос сразу уличил её во лжи.
– За неправду её накажут.
– Каким образом?
– Не знаю, но непременно накажут.
Глава 3
К тому моменту, когда Есения появилась на крыльце, его слова проросли в моём мозгу сорняками тревоги. В мыслях вертелось: «Где же она? Вдруг с ней что-нибудь сделали, а я жду, вместо того, чтобы на выручку идти». И вдруг она вышла на верхнюю ступеньку. На расстоянии, по обыкновению расцветая безмятежной улыбкой, громко сообщила:
– Эти голоса! Они принадлежат жителям Ляда! Я узнала! – Девчонка, что с ней поделать! Книжек набрала и счастлива. Наконец, она была возле меня. – Высоким голосом говорит Алконост. Написано, что она не несёт людям зла в отличие от своей сестры Сирин. Она может слышать мысли, а Сирин влияет на них, причём, весьма дурно.
У меня отлегло на сердце. Словно и не волновался вовсе, включил старшего братца, с кем чаще всего отождествлял себя рядом с ней:
– Скажи нам, как твоя пусть не дозрелая, но уже женская логика вывела на поиски невидимых обладателей голосов, когда мы надеялись, что ты за это время нашла, что-нибудь про исчезающие деревни?
– Не иначе опять посмеяться хочется?
– Угу, – не стал я лукавить.
– Не в этот раз, – заверила она. – Всё связанное с созданием Чуди или даже отдалённо относящееся к тому времени изъято для чтения и изучения мудрецами. В хранилище ничего другого не осталось, кроме судебных процессов и высших существ.
– Ладно, всё равно ты – умница, – похвалили мы и вспомнили недавний спор, – а маленькие в накидках – это дети?
– Конечно. Только тот правдив, кто ещё не научился лгать.
– Устами младенца глаголит истина, – процитировал я народную мудрость.
– Это слова, написанные в главном зале на стене. Кстати, не все они люди. Игоша и ещё пять лесавок когда-то были в храме, но теперь они наказаны, привязаны к одному месту и даже времени, не растут и не понимают ничего. Люди приходят в храм только семь дней в году, а лесавки уверены, что каждый день. Жалко их.
Ох, не вовремя она этого Игошу вспомнила: не пройдя и пяти метров по дорожке, я вынужден был вытирать щёку от капель, которые полетели в меня с пригорка.
– Не хочу! – Игоша наверняка подпрыгнул, чтобы плюнуть мне в лицо жеваными лепестками, красного цветка. – Где пряник? – Он картинно проявился передо мной, капризно насупил широкий, усыпанный яркими веснушками нос.
– Отстань, нет у меня пряников!
– Пряни-и-ик! – тянул он противным скрипучим голосом.
– Я тебе русским языком говорю – нет у меня пряников.
– Языком, языком, русским, русским, –