Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.. Персиваль Элгуд
данное событие, и венценосные супруги решили обставить это торжество с подобающей ему пышностью. Все жители города собрались, чтобы посмотреть на торжественную процессию и хотя бы мельком взглянуть на царя и царицу. Среди зрителей оказались две дамы – Горго и Праксиноя. Увидеть процессию было непросто – толпа была такой плотной, что женщинам с трудом удалось найти себе местечко. «Ах, злополучная я! – расстроилась Праксиноя. – Разорвала я летнее платье! – А затем задумчиво добавила: – «Наши все дома», – так сват говорит, заперев новобрачных»[14].
Наконец они смогли протиснуться, найти место и стали наслаждаться потрясающей процессией. Их выкрики и замечания сначала развлекали людей, стоявших по соседству, а затем стали их раздражать. «Да перестаньте, болтушки, трепать языком бесконечно», – потребовал один мужчина. Но дамы были родом из Сиракуз, а сиракузянки привыкли отвечать на оскорбления такими же выпадами. Горго[15] холодно взглянула на обидчика и с презрением в голосе поинтересовалась у подруги: «Что это? Кто ты такой? Мы болтливы?
Тебе что за дело?» Возможно, она сказала бы что-то еще, если бы певица из Аргоса не начала петь гимн в честь Адониса. Если в словах певицы отразилось общественное мнение того времени, то в тщеславии Филадельфа нет ничего удивительного – еще ни один смертный при жизни не удостаивался такой сладкой лести. «Мне ты сделал добро, Птолемей, – говорит Горго[16], – с той поры, как родитель / Твой сопричислен к богам!» Затем она прошептала на ухо подруге: «Ах, Праксиноя, подумай, не прелесть ли женщина эта? / Знает, счастливица, много и голосом сладким владеет». Торжество завершилось, но дамам еще было на что поглазеть, и они потеряли счет времени.
Внезапно Горго заметила, что время обеда уже прошло, и неожиданно осознала, что муж ждет ее возвращения. «Он и всегда-то как уксус, – отметила она, – а голоден – лучше не трогай». Собравшись уходить, дамы обернулись в сторону царского дворца и прокричали: «Радуйся, милый Адонис, и к нам возвращайся на радость!»
Это было последнее из дорогостоящих торжеств, проведенных при жизни Арсинои, разделявшей нелюбовь отца к показушничеству и его уверенность в том, что доходы государства можно потратить на что-то более подходящее, чем бесполезные праздники и процессии. Брат и сестра поспорили по этому поводу, но Арсиноя вышла из этого спора победительницей, и Филадельфу пришлось подчиниться, хотя он наверняка был этим крайне недоволен. Убедить царя в необходимости экономить было нелегко – он считал взгляды, которых придерживался его отец, старомодными и превратно толковал причины, заставлявшие сестру гордиться ими. Главной целью правителя, по его мнению, было увеличение популярности, а основной задачей – устроение пышных и радующих глаз зрелищ. Организованные им празднества ошеломляли зрителей и стали его настоящим триумфом – никогда прежде Филадельф не чувствовал себя царем в больше степени, чем тогда,
Данные цитаты из Идиллии XV Феокрита приведены в переводе М. Е. Грабарь-Пассек.
В русскоязычном переводе этой идиллии данные слова принадлежат Праксиное, которая высказала соседу еще многое о том, что они с подругой родом из Коринфа (выходцы из этого города основали Сиракузы, откуда, судя по всему, и приехали дамы) и, будучи дорянками, не подчиняются никому, кроме царя. (
В переводе идиллии на русский язык эти слова принадлежат опять же Праксиное. Следует также отметить, что разговор между двумя кумушками разворачивался, судя по переводу М. Е. Грабарь-Пассек, в несколько иной последовательности, чем та, в которой автор данной книги приводит цитаты из идиллии. (