Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2018. Коллектив авторов

      Помню, как остывали

      звёзды в реке ли, в чане,

      выли, на помощь звали

      бабы-односельчане.

      Как кричала неясыть

      в полночь, когда счастливца

      здесь забивали насмерть

      два бугая-ревнивца.

      Кости ломали, жилы

      рвали, аж кровь кипела —

      за молодые силы,

      за красивое тело.

      За лицо – без изъяна,

      статный стан без ущерба,

      где одна средь бурьяна

      лишь молодая верба.

      За глаза – без порока,

      кожу – белее мела.

      И засохла до срока

      верба да почернела.

      Словно смерть человечью

      взяв себе, в день воскресный

      молодца – вербной речью,

      силой своей древесной,

      ветками оплела,

      листьями обложила,

      на ноги подняла,

      соками опоила…

      Бабы о вербе той,

      пьяны, хмельны ль, тверёзы,

      песни слагают, —

      пой

      с ними,

      глотая слёзы…

      Не ругай меня, жена,

      что я ёрш, что я ёж.

      У кого внутри война,

      у того снаружи – нож.

      На ночной наждак луна

      проливает чистый шёлк.

      Не кори меня, жена,

      что я вол, что я волк.

      Волчьей ягодой полна

      жизнь колючая – колись.

      Не стыди меня, жена,

      что я лось, что я рысь.

      В меня речка влюблена,

      понимает меня ель.

      Не ревнуй меня, жена,

      что я лис, что я – лель.

      То я вепрь, а то я выпь, —

      со своей землёю схож:

      звёзды в небе – моя сыпь,

      зыбь на море – моя дрожь.

      Как напьёшься допьяна,

      мир припрячешь в кулаке,

      глядь – а в нём твоя страна:

      нос хмельной и в табаке.

      Пляшет, плачет старина,

      шарят тени по кривой:

      не качай им в лад, жена,

      грозной птичьей головой.

      Всё, что видится извне —

      возникает изнутри…

      Тише! О своей войне

      никому не говори!

      Чем холоднее и пустыннее на сердце – тем верней навстречу

      и желтоглазое уныние, и косоротое злоречье…

      Идут, хромцы, сосредоточенно, угрюмы и неутомимы,

      то рощами, то вдоль обочины, на вид – простые пилигримы.

      Но в ком заметят червоточины, тех окружают, обнуляют,

      и вид на жительство просроченный слюной на темя налепляют.

      …Я знала тех, кто долго мыкался: то замирал кариатидой,

      то лес валил, то в стены тыкался и кто не справился с обидой.

      И стал кормить в себе томление, пока сквозь мысленную стужу

      отчаянья и озлобления огонь не вырвался наружу.

      Он тлел в подполье, злые жалобы шипели, лопаясь под спудом,

      чтоб вспыхнуть вдруг: пора