Королева говорит. Ингрид Сьюард
королевского кортежа, чтобы пусть мимолетно прикоснуться взглядом к монаршей особе, проезжающей в открытом автомобиле. Газеты захлебывались от восторга по поводу ее нарядов от-кутюр. Муж, “веселый красавец”, стоял рядом с миниатюрной женой, они являли собой образец молодой, романтически влюбленной пары. Как справедливо заметил историк Филипп Зиглер, вместе они выглядели “еще ярче и внушительнее”, чем по отдельности.
В городах зеваки теряли сознание от изнурительного ожидания под палящим солнцем, но не уходили с занятых мест. Из буша поглядеть на королеву прибыли целые семьи аборигенов. Правда, увидеть они в основном могли лишь поднятую на дороге пыль. Дочь графа Маунтбеттена, леди Памела, также участвовавшая в путешествии, отмечала: “Елизавета внимательно следила, чтобы кавалькада машин двигалась как можно медленнее и чтобы люди могли разглядеть ее. Она часто повторяла: “Какой смысл так долго ждать, если ничего не увидишь?”
Иногда королеве приходилось останавливаться и произносить небольшие речи без подготовки. Она не выказывала ни растерянности, ни усталости, ни раздражения, хотя наедине со своим окружением иногда могла позволить себе пожаловаться. “Как это утомительно! – говорила она. – Видимо, у меня такое лицо, что я выгляжу злой, когда не улыбаюсь… Но ведь после двух часов непрерывных улыбок у любого человека начнется нервный тик! И вот как только я перестаю улыбаться, кто-нибудь непременно скажет: “Она, что, не в духе?”
И Елизавета улыбалась, улыбалась, пока не начинало сводить скулы. Ее наградой было обожание толпы: статистики подсчитали, что за время визита королевы в Австралию три четверти населения видели ее лично.
Однако бывали времена, когда даже железная воля Елизаветы не выдерживала испытания. В ее семье публичность не культивировалась, и сама королева, несмотря на положение, оставалась скромной и даже застенчивой женщиной. К тому же ей недавно минуло всего двадцать семь лет, она находилась в чужой стране, за тысячи миль от дома. Однажды, после встречи с очередными сановниками в очередном городе, счет которым королева давно потеряла, выдержка чуть не изменила ей. На Елизавету с утра глазели, показывали пальцем, люди махали руками, свистели, вопили, слепили вспышками старомодных фотоаппаратов, трясли ее за руку… Королева измучилась, но по протоколу ей не было положено ни минуты уединения, даже походы в туалет “попудрить носик” проходили в сопровождении провожатых из числа местных жителей и друзей. В машине, прижавшись к Филиппу, еле сдерживая слезы, она пробормотала: “Ну почему же, почему сегодня все такие утомительные?..” По этим словам, сказанным тихим голосом, Филипп понял, что жена на пределе, и молча обнял ее за плечи.
С самого начала австралийское путешествие было не из легких, и иногда королева задумывалась, стоят ли заокеанские визиты таких нечеловеческих усилий с ее стороны и достойна ли она принимать как должное откровенное обожание толпы. Она “работала”