Между роком и судьбой. Ксения Власова
склонил голову, я присела в реверансе, а затем мы одновременно развернулись и зашагали в разные стороны: он ушел по коридору в неведанном мне направлении, а я, из последних сил держа спину прямо, исчезла в дверях, ведущих в покои. Уже там я медленно осела на пол, не дойдя до спальни буквально пару шагов. В глазах стало темно, в висках застучала кровь, но я не испугалась второго за этот день обморока. Он – меньшее из зол, что со мной уже приключились.
Глава 3
Голос Рони, настороженный и немного испуганный, заставил меня вздрогнуть. В темном окне, в которое я вглядывалась последние четверть часа, отразился ее силуэт, приобрётший мистические черты благодаря тусклому мерцанию свечей (сегодня нам принесли целую связку). Я обернулась. Сестра, нахохлившаяся, словно воробушек, и стягивающая на груди теплую мамину шаль – одну из немногих вещей, что остались после нее, смотрела выжидающе и как будто недоверчиво.
– Да, мне нужно уйти. Ненадолго. – Я говорила тихо. Шута уже спала, и я не хотела ее будить.
Рони поймала мой взгляд и тоже покосилась на закрытую дверь спальни, но голос понижать не стала.
– Мне не нравится… этот человек.
– Шута называет этого человека по имени, – задумчиво заметила я.
– Она еще мала и глупа, – насупилась Рони, и я невольно улыбнулась.
Я подошла к сестре, поправила на ее плечах белую шаль – тонкую, со сложным рисунком, отражающую вкус нашей матери, – и подумала о том, что вечер выдался теплым да и в покоях никогда не гуляли сквозняки. Видимо, Рони с помощью одной из немногих маминых вещей пыталась согреть не тело – душу.
Я не сказала об этом вслух. Некоторые детали должны оставаться незамеченными.
Вместо этого я опустилась в кресло, взяла в руки вышивку, отброшенную в сторону полчаса назад, и подчеркнуто неторопливо взялась за иголку.
– Почему ты боишься Рока?
– Я не боюсь! – Из груди сестры вырвался почти что рык, и я улыбнулась, опуская ресницы, – сейчас она походила на отца в минуты его гнева. Я не без гордости отметила, что Рони перестала выглядеть несчастным воробушком, если бы у нее были клыки, она бы оскалила их. – Я просто… Он мне не нравится, я же сказала! – Я молчала, неторопливо протыкая иголкой ткань. Мое показное спокойствие лишь раззадорило ее. – Я чую в нем опасность. От него ничего хорошего не жди.
«От костра тоже», – хотела сказать я, но не стала.
Рони впервые упомянула о своем чутье, а в клане серьезно относились к таким вещам. Интуиция – подарок Богов, напоминание о том, что они все еще наблюдают за нами с небес.
– Какую же беду он может накликать? – серьезно спросила я, отрывая взгляд от затейливого цветочного узора, вышитого лишь наполовину.
– Он… – Рони запнулась, закусила губу, словно обдумывая свои слова. – Он опасен для всех, но для тебя – особенно.
– Думаешь, он желает зла мне?
– Нет, он никому его не желает.
– Тогда чем он опасен, Рони?
– Он играет с нами, он… – Она снова запнулась, побледнела. – Мы