Песни и пляски счастливых мира сего. Лилит Мазикина

      Толстая Маша курит сигариллы и пьёт галлоны морковного сока.

      Толстая Маша такая толстая, что смеётся всегда всем телом.

      Утром мы вместе с солнцем заглядываем ей в распахнутые окна:

      эй, Толстая Маша, привет! Ты как, потусить не хотела б?

      И я выжимаю два сока, пока она громыхает своей посудой.

      Морковные волосы встрёпаны – она умывается, только позавтракав.

      Опять притащила синицу в постель машина кошка-паскуда —

      Маша жалуется или хвастается, а кошка мурчит от миски, мерзавка.

      У машиной кошки много имён, она приходит на любое,

      но больше всего на «сволочь», сказанное Машей нежно-нежно.

      Толстая Маша жарит глазунью, а та не сдаётся без боя,

      и в кухне шкворчит и стреляет, но всё вхолостую, конечно:

      Маша неуязвима. Она подпевает под радио «Битлз»,

      двигая толстой попой до невозможности рок-н-ролльно.

      У кошки, дебилки, от счастья наружу из пасти вылез

      розовый язычок, и «Битлз» под Машу тянут нестройно.

      С Машей у нас четыре руки, и, позавтракав, мы на крылечке

      режем алую бархатную бумагу во все четыре.

      Толстая Маша дует в ладонь, и трепетные сердечки

      летят, шурша на ветру,

      кому-то в грудь,

      и в них, как в тире,

      кто-то влепляет круглые чёрные дыры.

      Маша подбирает те, что упали в траву, дыша тяжело и хрипло.

      Я говорю: «Ну ладно, мы же пытались, завтра обязательно всё получится».

      Кошка, скотина, глядит нам как будто «я говорила».

      Солнце закрыла туча.

      Окна заледенели, и снова сердце берёт тоска:

      если ты мёртв, отчего не придёшь, как в сказках —

      помнишь ли? – ты рассказывал их тогда,

      сердце вручив бесценнейшим из подарков.

      Снова зима без тебя, как были осень, лето, весна —

      мы их забудем, едва ты придёшь, будто не с нами

      злая была разлука… Когда за окном ветра

      стонут —

      спросонок твой

      чудится шёпот мне, брат мой.

      У меня на кончиках пальцев солнце,

      Жгуче-алое бьётся небесное сердце.

      Если верить, то брат мой, конечно, вернётся;

      Год за годом учусь и учусь – верить.

      Год за годом совсем не ношу кольца —

      Оставляю пустыми на «вдруг» пальцы.

      Он их много подарит, когда вернётся.

      Наконец