«Пьяный вопрос» в России и «сухой закон» 1914-1925 годов. Том 1. От корчмы до винных акцизов Александра II. Сергей Сафронов
человека, а ни (и они) велят бити кнутом, да и в воду мечют с Великаго мосту»99.
Немец-опричник царя Ивана Грозного Генрих фон Штаден оставил свидетельство о борьбе с корчемством: «В общей судной избе или на дворе "Земский двор" сидел Иван Долгоруков и Иван Мятлев. Сюда приводились на суд все те, кого пьяными находили и хватали ночью по улицам. Штраф был в 10 алтын (30 коп.), что составляет 30 мариенгрошей или 15 польских грошей. Если где-нибудь в тайных корчмах находили пиво, мед или вино, – все это отбиралось и доставлялось на этот двор. Виновный должен был выплатить тогда установленный штраф в 2 рубля, что составляет 6 талеров, и к тому же бывал бит публично на торгу батогами. Было много приказчиков или чиновников, которые за этим надзирали. И прежде, чем приведут они кого-нибудь на Земский двор, еще на улице, могут они дело неправое сделать правым, а правое, наооборот, неправым. К кому из купцов или торговых людей эти приказные не были расположены, к тем в дом подсылали они бродягу, который как бы по дружбе приносил стопочку вина. За ним тотчас же являлись приказные с целовальниками и в присутствии целовальников хватали парня вместе с хозяином, хозяйкой и всей челядью. Хозяину приходилось тогда растрясать свою мошну, коли он хотел сохранить свою шкуру»100. Иностранные посольства получали спиртное бесплатно: «На дворе, где все иноземцы получают изо дня в день свои кормовые деньги, сидел Иван Тарасович Соймонов и один дьяк. Ежели кто из иноземцев не брал своего меда и кормовых денег за 10, 20 или 30 дней, с того постоянно удерживали 1/10 часть, когда потом он хотел их получить. Каждый иноземец имел на руках память: она была так искусно изготовлена, что никто не мог, подделав почерк, незаметно что-либо в ней приписать. Из погребов мед приносился теми, кто был к тому приставлен. Они отмеривали мед в погребе по своему желанию и потом уже выносили его наружу и наливали иноземцу в его бочку. Соглашался тот его принять – хорошо, а коли нет, то не получал ничего. Варился хороший и плохой мед, и на этом сберегалась третья часть меда-сырца. А если иноземец одаривал этих ребят, то сам мог идти в погреб и цедить мед на пробу изо всех бочек. Какой мед более других приходился ему по вкусу, того он и приказывал тогда нацедить и получал конечно свою полную меру. Если иноземец умирал или его убивали, то эти куманьки целый год все продолжали заносить в отчет полностью все "выдачи"!»101.
В кабаках имели право пить только посадские и крестьяне, люди других сословий пили вина, водки, меды, кислые щи, квасы и многие другие напитки дома. Спиртное по-прежнему подавалось без закуски, а тех, кто приносил закуску с собой, выгоняли в шею. Вскоре разрешили расплачиваться вещами под залог, и клиенты пропивались вплоть до нательных крестов, теряя человеческий облик и получая от кабатчиков презрительное прозвище «питухов». Деньги поступали в казну. В результате возникли чудовищные по своей сути питейные дома, где можно только пить, а есть – нельзя. Если в древнеславянской корчме, как и в татарском
Полное Собрание русских летописей. СПб., 1841. Т. 3. С. 121–174.
Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника (Записи прошлого. Воспоминания и письма). Л.: Издание М. и С. Сабашниковых, 1925. С. 81, 83.
Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника (Записи прошлого. Воспоминания и письма)… С. 81, 83.