Фатум. Самые темные века. Генри Лайон Олди

      – Этот мост, – сказал Норт, – состоит на самом деле из трех отдельных. Видите – арки? Они круглые – это задумано, чтобы распределить нагрузку. Такой мост может стоять веками – и ничего ему не сделается. Камни держат друг друга.

      Самая надежная конструкция. Лучше пока ничего не придумано.

      Но его высота ограничена радиусом арки. Чтобы достичь нужной высоты и не потерять прочность, строители поставили три моста обычной высоты – но один на другой. Поэтому он так выглядит.

      Стефан хмыкнул.

      – Выходит, мы должны защищать не один мост, а сразу три?

      Норт задумался. Бесцветные ресницы – хлоп, хлоп.

      – Выходит, что так.

      – Красиво, – сказала Веселка. – А дальше что?

      – Дальше? – Норт озадаченно посмотрел на девушку.

      – Как нам его защищать? Тут некры будут со дня на день, а мы слушаем про эти… арки.

      – Арки хорошие.

      Веселка занервничала.

      – Кто спорит-то? Но мы можем его как-нибудь сломать? А?

      Лицо Норта мучительно напряглось.

      – Зачем? Его трудно сломать.

      Опять по кругу. Венемир потер шею, встал.

      – Скажем иначе: если вдруг понадобится, то мы даже разрушить этот мост не сможем? Верно, Норт? Я правильно понимаю?

      Норт улыбнулся. Простодушно, словно ребенок.

      – Скорее всего нет, капитан. Очень надежно сделано.

      – Ты так радуешься, будто сам его построил, – заметил Венемир.

      – Это… не я.

      – Знаю, что не ты. Эй, парень! Очнись. Мы начинаем войну за чертов мост. Придумай, как нам его сломать. Иначе мы тут все подохнем.

      Воевода привстал на стременах. Закричал гулким, хриплым голосом профессионального военного – и с легкостью перекрыл гул главной площади:

      – Некры прут! Отечество зовет!

      Молчание.

      – Ну и что? – спросили наконец из толпы.

      Воевода оглядел собрание, но различить наглеца не сумел.

      – Не «ну и что», а в оружие и всем взрослым сукиным сынам быть у вербовочного пункта. Немедля. Вот прям сейчас! А кто у вербовщика не будет, готовый пролить кровь за независимость родной страны, тому сукину сыну я башку проломлю сам вот этой железкой. Так, чтобы патрио… патриа… патритизм ушами пошел.

      Воевода взвесил в руке огромный шестопер. Люди переглянулись. Такой «железкой» можно было взломать крепостные ворота.

      – Так кому патритизму? – осведомился воевода. – Одним махом вогнать?..

      – Что такое «патритизм»? – тихо спросил один кмет у другого.

      Тот повернулся, оглядел его снисходительно:

      – Это когда твоя родная хата засрана и дырява, а ты ее все равно любишь и никакому ворогу не отдашь.

      Кмет почесал затылок.

      – Ну а если хата не засрана? Тогда что?

      – Любить незасранную хату любой дурак может, а ты засранную полюби. Вот это патритизм.

      – Подожди. А если в ней полы выскоблить и говно оттуда вычистить? А уж потом любить?

      Молчание. Умный