«Долоховский текст» творчества Л.Н. Толстого: истоки, семантика, функции, контекст. Ольга Гевель
“тектонической” глубине литературного произведения мы имеем дело только с одним таким центром. Генерализацию этого рода нередко именуют “человек Толстого” или “человек Достоевского”, “чеховская концепция личности” и т.п. Имеется в виду присущий самому творению художественный концепт “я – в – мире”, который не следует отождествлять ни с личностью самого автора, ни с той или иной рациональной концепцией, усвоенной или выработанной его мышлением. Что касается сюжетных персонажей, то все они оказываются либо актантно-речевыми обликами, вариациями этого единого концепта, либо элементами фона – художественного мира, эстетически уплотнённого»60.
Человек Толстого – человек изменяющийся, но и Долохова никак нельзя исключить из толстовского понимания человека, ведь и в нём заложены совершенно противоположные свойства: «Долохов, этот буян, бретёр-Долохов… был самый нежный сын и брат» [X. C. 27]. Долохов также меняется, но перемены эти – замкнутого оборотного цикла: «то и умён, и учён, и добр. А то зверь» [IX. C. 145].
Учитывая, что жанр «Войны и мира» часто определяют как роман-эпопея61 (отметим: М.М. Бахтин указывал, что для эпоса необходима временная дистанция62, однако у Толстого в данном случае эта дистанция была), Долохова можно отнести и к эпическим героям – тогда не будет странной его ярко выраженная скульптурность (безусловно, самый скульптурный персонаж Толстого – Элен, но и физическая красота Долохова также может быть отнесена к красоте и соразмерности скульптуры). Соотнесение героев эпопеи Толстого с героями эпоса Гомера, осуществлённое Ф.Т. Гриффитсом и С. Дж. Рабиновичем, может быть приложено и к образу Долохова, который во многом созвучен образу Ахиллеса в его страсти к войне и социальной маргинализации.
М.М. Бахтин также формулирует принципиальные различия между образами героев в различных жанрах. Герой эпопеи «завершён на высоком героическом уровне, но он завершён и безнадёжно готов, он весь здесь от начала до конца, он совпадает с самим собою, абсолютно равен себе самому… он сплошь овнешнен…»63.
Долохов именно «абсолютно равен себе самому». Исследователи часто «обвиняют» его в отсутствии духовного роста. Ср., например, такие характеристики: «замкнутый в своей роли»64, «статичная природа типа, который он представляет»65.
Здесь хотелось бы привести высказывание Дж. Бейли, отметившего, что Долохов «чувствовал бы себя как дома в романах Достоевского»66 (основанное, определённо, на том хаотическом хронотопе, который присутствует в «долоховских» эпизодах романа «Война и мир»). Принципиальным станет вопрос: «свой» ли Долохов в толстовском тексте (а следовательно, эпичен ли)? Либо как выразитель диалогической поэтики Достоевского он скорее идея, неоконченный сюжет, нежели монументальный эпический герой. Ответ на этот вопрос, как нам кажется, кроется в особенной взаимосвязи этого персонажа с творчеством и личностью автора, которую возможно
Там же. С. 248.
Ibid. P. 59–50.