Павлик. Олег Иванович Чапаев
молиться попробовал! Хотя это и не грех даже – смех один: стоит здоровый конь на коленях и бормочет: «Господи, Иисусе Христе!» И хоть страшно мне, а чувствую: нелепость сплошная… Кого прошу, о чем? Плюнул, под одеяло забился, и – как в яму черную! Ни городов других, ни поля того, с кирхой и пулеметчиком!..
Он опять замолк. Игорь Сергеевич терпеливо цедил из рюмки граппу, но долго не выдержал:
– А дальше?
– Дальше? А дальше я лучше покороче, хотя тут покороче и не расскажешь, как ни старайся. Со снами у меня как в колею вошло: почти каждую ночь на поле том оказываюсь. Я и со счета уже сбился. А еще временами, редко правда, вот эта хрень творится стала – с городом! И не сказать, что я попадаю куда-то там, – Павлик неуверенно повертел головой. – Но и, как описать, не знаю. Cловно вспоминаю что-то. Как другая жизнь через эту, – он широким жестом обвел вокруг себя, – проступает! Через этот вот город – современный – я другую Москву будто бы видеть начинаю. Но именно что как сквозь стекло мутное! Словами не передать, тут видеть нужно! Хотя видеть такого врагу не пожелаешь, ежели честно. И на фоне этой дурной свистопляски еще и бизнес крутить приходилось, – он фыркнул, – на автомате, конечно. Я в командировки ездить перестал, ребят посылал… Реально страшно было: а если в командировке такая хрень случится, думаю? Вроде никакой разницы, в каком городе дураком станешь, но – я себя так успокаивал – в доме родном и стены помогают. А воспоминания мои, или видения, правильнее сказать, все идут и идут… Дома какие-то, дворы, каток вот перед глазами встает, – Павлик задумчиво покивал, – музыка играет… Знаете, каково это – с ума-то сходить? Идешь вечером по центру или в машине едешь, вокруг – вот она, Москва! А через миг – как дымка: тени непонятные, дворы чужие, лица людей, которых и не видел никогда вроде бы, а чувствую – знакомые. Но рассказывать-то долго можно, а словами здесь все равно передать ничего толком нельзя. Я тогда о Фредди очень много думал…
Игорь Сергеевич непонимающе взглянул на Павлика, и тот принялся с присущей ему горячностью объяснять:
– Ну группа была Queen, «Королева» то есть, солиста Фредди Меркьюри звали. У меня роман в институте был, – он усмехнулся и покачал головой, – самая первая и самая большая любовь моя. Такая, что аж до стен вертикальных, до боли жуткой… Влюбчивый я очень, как оказалось. А подруга моя – моложе меня на несколько лет, второкурсница – все меня к этим «Квинам» приучить пыталась. Очень уж она от Меркьюри млела, но я – ни в какую! Про него же, про Фредди Меркьюри, тогда слухов море ходило: педик, то, се… А у меня к этой теме с юности с самой неприятие! – Игорь Сергеевич на эти слова отреагировал понимающей чуть заметной улыбкой. – Вот я ей и говорю: «Ну его на хрен, педика твоего!» А она мне, – Павлик засмеялся, – «Тебе что, – говорит, – в постель с ним ложиться, что ли? Он же певец!» А я ей в ответ талдычу: «Он педик!» Чуть не до скандалов доходило с ней из-за этого, а потом, через какое-то время, она уже и ставить его песни бросила при мне. Да, видимо, от судьбы своей не уйти,