Родительские дневники. Илья Носырев
как-то сразу сникли – у меня закралась мысль: «А не дрогнет ли рука после шестого кесарева?» Слава Богу, не дрогнула. По традиции, совершенно неожиданно, нянечка вынесла мне моего сына и сунула в руки:
– Ну, папаша, пообщайтесь!
Борька, несмотря на сморщенное личико, был явной копией Маши и Лиды: те же щеки, тот же рот и подбородок. Наша порода! Помню, как сказал Кате, когда она сетовала, что девчонки похожи на меня, а не на нее: «Смотри, Катя, вот в чем разница между информацией и материей – ты из своей материи их девять месяцев лепила, а моя информация только один раз постаралась. А результат?»
Затем нянечка принесла еще одного, чужого ребенка и положила дышать кислородом. Вслед за тем врачи стремительно испарились, и следующий час я просидел с Борькой на руках в почти полном одиночестве, слушая вопли второго ребенка на столике. Я понимал, что никому сейчас не до нас, что объем работы у врачей такой, что они приносят и кладут детей как пирожки или кирпичи: никто ведь не спрашивает у пирожка, не скучно ли ему тут в одиночестве? Но оставлять сына лежать одного мне не хотелось.
За стеклянной стеной соседнего бокса какая-то женщина в измазанной кровью рубашке готовилась рожать: тужилась и кричала. Самое ужасное, что отвернуться не получалось: так уж стоял единственный стул, на котором можно было сидеть. Увы, несмотря на все свое отвращение к концепции партнерских родов, я таки стал свидетелем того, как дети появляются на свет – даже против своего желания. Зрелище, скажу я вам, весьма неромантическое.
Когда Борьку наконец увезли в палату для новорожденных, мы с Катиной мамой поехали домой. Я был совершенно неживой от стресса и летней духоты. Дома ко мне прибежали девчонки, повисли на руках. Я показывал им фотографии Боречки.
– Как моъковка! Весь къасный, – задумчиво отметила Лида. Потом мы с ними пошли наверх – укладываться спать. Пока они прыгали по мне, я постепенно отходил от полуобморочного состояния. Только благодаря девчонкам, думаю, я в тот вечер спасся от инфаркта.
За те пять дней, пока Катя была в роддоме, они как-то повзрослели. Захожу как-то вечером в спальню, а Лида с Машей сидят на кресле, и одна другой говорит:
– Все у тебя будет, Маша: и песни, и куклы, и снег…
Было полное ощущение, что одна подруга утешает другую в кафе и обеим по 30 лет…
Или прыгают-прыгают по кровати, а потом вдруг задумаются о проблемах бытия.
– Маша, ты откуда родилась?
– Я… (подумав) из яйца…
– Из какого яйца – простого или морского?
– Из прочного!
Что имелось в виду – тайна.
Они звонили Кате в роддом. Говорят:
– Мама, а ребёныш уже вылез?
Они думают, что он может как-то родиться, оставшись при этом внутри… Наверное, залезает и вылезает, как кенгуренок из сумки.
Борьку девчонки восприняли как большую игрушку: тянули его за руки и ноги, трогали нос и уши, хотели взять на руки. Меня все это пугало, я пытался их отогнать. Катя поступила мудрее