Кто-то торопится умереть. Григорий Лерин
Слуга в сильном волнении шагнул вперед, протянул руку, но притронуться к плечу хозяина так и не решился.
– Я думал, что давно уже разучился плакать, Мартин, – прерывистым, сдавленным голосом прошептал барон. – Ты не помнишь, когда я плакал в последний раз?
– Возможно, когда наци вошли в Брюссель и арестовали Его Величество Леопольда Третьего? Я не могу этого помнить – в сороковом году меня еще не было на свете, сэр.
Барон смахнул слезы и снова коснулся фотографии.
– Ах, Мартин, Мартин… Как она прекрасна! Ты не поверишь, Мартин, но лишь нынешней весной слово «обожание» наполнилось для меня реальным смыслом. Я, как безнадежно влюбленный мальчишка, мечтал умереть, держа в руках ее ладонь. Но даже этого мне не дано. И даже ты, мой добрый гений, не сможешь это устроить.
– Вы ошибаетесь, сэр, это совсем не сложно устроить. Я смог бы сохранить ладонь баронессы в морозильной камере до самой вашей смерти, сэр.
– Убирайся вон, циник проклятый! – Барон судорожно, со всхлипом вздохнул и неожиданно рассмеялся сквозь слезы. – Подожди… Прости меня, Мартин. К чему притворяться – мне очень тяжело без Насти. Но я даже представить себе не могу, как бы жил все эти годы без тебя. Ты ведь для меня больше, чем слуга. Ты знаешь это, Мартин?
– Было бы очень смело с моей стороны об этом догадываться, сэр.
– Достойный ответ… Ты можешь не верить мне, Мартин, но я частенько думал, что нужно сделать, чтобы ты догадался. И ничего не придумал. А ведь это оказалось так просто, всего три коротких слова! Но их произнес не я, а Анастасия. Помнишь, на следующий день после свадьбы, когда мы обедали в номере? Она оглянулась на тебя, удивленно посмотрела по сторонам и спросила: «Почему вы не садитесь с нами, Мартин? Здесь все свои»… Здесь все свои! Она сразу восприняла тебя, как члена семьи, Мартин.
– Я помню, сэр. Такое не забывается.
– Почему же ты отказался?
– Так не положено, сэр. Этикет, сэр.
– Тебе мешал я! Признайся, если бы меня не было за столом, ты бы принял приглашение и сел, не так ли? Отвечай, Мартин!
Слуга замялся на пару секунд. Его закаменевшее лицо тронула слабая улыбка.
– Признаюсь, я бы сел, сэр. Сел, чтобы не обижать баронессу. Прошу прощения, сэр.
– Это я должен просить прощения, Мартин! Для меня ты тоже всегда был членом семьи, только я не мог… не осмелился сказать тебе этого раньше. – Барон сбросил с колен газеты, порывисто вскочил с кресла и зашагал по комнате. – Поэтому, черт побери, ты вправе знать, что произошло!
– Нет, сэр! Не надо, прошу вас!
– Ты обязан знать, Мартин! И не только знать – мне необходим твой совет… Твое суждение… Нет, об этом позже! – Барон повернулся и посмотрел слуге прямо в глаза. – Я сошел с ума, Мартин! Да, я сошел с ума и, самое главное, не жалею об этом. За два прошедших месяца я отдал бы всю свою жизнь, окутанную чужой любовью. Меня любили так часто и так страстно, что для своей собственной любви у меня просто