Путешествие как образ жизни. Исследователь Центральной Азии П. К. Козлов. Т. И. Юсупова
языке (по крайней мере прочитать <…> никто еще не умеет, хотя образцы письма и известны). 3) Ассигнации Минской династии, которых известно было до сих пор лишь 4 штуки, в том числе в Азиатском музее Академии наук». Григорьев, которого связывали с Козловым тесные дружеские отношения, посоветовал ему продолжить раскопки в Хара-Хото на обратном пути, не жалея ни времени, ни средств. «Такое мнения, – писал Григорьев, – не одного только меня, питающего к Вам некоторую слабость, но и других, более компетентных, чем я, лиц». Чтобы усилить личную заинтересованность путешественника, он сыграл на исследовательском честолюбии Козлова: «Вы первый. Биологическими сборами не удивить, а когда узнают про Си Ся и о том, что Вы там нашли, прямо ахнут и остолбенеют»[160].
Это письмо путешественник получил только 7 декабря 1908 г., и оно стало поворотным пунктом в истории Хара-Хото. Козлов послушался совета своего старшего друга, изменил маршрут экспедиции, свернув исследование Сычуани, и через Амдоское нагорье направился в Хара-Хото. Этому решению, по-видимому, способствовало и письмо Анучина от 20 сентября 1908 г. Именитый ученый сообщил Козлову, что присланный ему очерк о Хара-Хото он поместил в «Русских ведомостях»[161]. В своем предисловии он указал на важность раскопок мертвых городов, в которых «англичане и немцы нас предвосхитили в Китайском Туркестане и Турфане»[162]. Анучин, сожалея, что из краткого описания Козлова нельзя видеть, насколько подробно исследован город, тем не менее не сомневался, что «собранный материал обогатит науку новыми данными и либо даст добавочные материалы для ознакомления с той эпохой, какая стала известна из раскопок Штейна и Грюнведаля, либо познакомит с древностями более поздней эпохи, исключительно уже буддийской и монгольской»[163].
Новые раскопки в Хара-Хото экспедиция начала 23 мая 1909 г. Причем велись они без всякого плана и системы. Козлов, как и в первое пребывание в городе, не давал своим спутникам конкретных указаний, где копать, предоставив им полную свободу действий. Участники экспедиции работали «по собственному чутью». Козлов полагал, что так они «и работают веселее и самая работа их занимает больше»[164]. С первого дня стали находить части рукописей, монеты, ассигнации, обломки посуды и проч. Но все находки являлись незначительным дополнением к материалам, добытым в первое посещение Хара-Хото. Энтузиазм сотрудников экспедиции заметно падал. Чтобы как-то разнообразить их деятельность, Козлов предложил перенести работы за стены Хара-Хото, где находилось несколько субурганов – культовых построек в виде ступы. 30 мая приступили к исследованию самого крупного из них, «отстоящего на запад от города в 200-х саженей»[165]. Решение оказалось счастливым, а этот субурган стал знаменитым. Во время раскопок, продолжавшихся 9 дней (с 30 мая по 7 июня), была обнаружена целая библиотека прекрасно сохранившихся свитков, рукописей, книг на тангутском, китайском и уйгурском языках, сотни буддийских икон и скульптур, святыни из буддийских храмов.
Одновременно
Архив РГО. Ф. 18. Оп. 3. Д. 184. Письмо А. В. Григорьева к П. К. Козлову, 9 сентября 1908.
Архив РГО. Ф. 18. Оп. 3. Д. 14. Л. 5. Письмо Д. Н. Анучина к П. К. Козлову, 20 сентября 1908.
Там же. С. 323.