Смотри: прилетели ласточки. Яна Жемойтелите
она думает и куда подевались все прежние ее мысли, например, о поэтике Куприна… Но можно ли было в ее ситуации думать о какой-то поэтике? Решительно нет. Потому что на донышко тяжелым камнем легло замечание Шкатулочки. Может быть, Мария Ивановна Шкатулкина, вовсе не подумав, ляпнула черт-те что. Вот мама однажды высказалась про своих соседей, что они у нее ключи от сарая украли, а недели через две нашла эти ключи в ящике трюмо, сама же их туда и припрятала, чтобы никто не украл…
– Стерва Танька была порядочная, оттого и потонула, – поедая школьные пирожки, Вадим отрезал коротко, потом все-таки добавил: – Речку хотела переплыть, да отнесло течением ее на пороги. Она ж ни в чем уступать не желала. На спор поплыла.
– С тобой поспорила? – уточнила Наденька.
– Нет. Мы с ней тогда уже развелись. Говорю, стерва та еще. Любовник у нее был в деревне. Ему эту речку переплыть – что два пальца… А Танька телом легче, вот и не справилась с течением… Нет, если ты готовить не научишься, я в твою столовку буду ходить. Хорошо они пирожки пекут.
Конечно же, он пошутил по обыкновению, грубовато, но не зло.
Церковные колокола отозвались тоненькими старушечьими голосами, будто настойчиво вопрошая: «Где же Бог, добрый Бог?», и в возникшей паузе, заполненной перезвоном, Наденька невзначай подумала, может ли память человека оставаться в зеркале? Ведь так получается, что в зеркале на дверце огромного шкафа в свое время отражалась еще и первая жена Вадима Татьяна. Пусть недолго, они прожили всего-то около двух лет, а потом, как сказал Вадим, она взбрыкнула и уехала в деревню к родителям. И маленького сына туда увезла. А вот теперь они встретились в этом зеркале – мертвая Татьяна и живая Надежда. И бабка Вадима, наверное, тоже ушла в зазеркалье, и ее сестра, которая вышла за последнего де Толли, и все женщины Сопунов отразились в нем. Но вряд ли можно у них выведать, почему Шкатулочка сказала, что это Вадим жену загубил. Если б они не развелись, да. Тогда б она осталась жива. Но не он же, в конце концов, виноват! И наверное, она тоже его любила, этого мужчину, которого Наденька считала во всем выше себя. Или это он ей так внушил, что Наденька во всем его ниже.
– Давай договоримся, – сказал Вадим, – что нам с тобой нельзя будет развестись. Вот как я не могу развестись со своим отцом.
– Почему же так жестко? – спросила Наденька.
– Потому что не хочу быть среднестатистической единицей. По статистике, распадается каждый второй брак.
– Нет, я не про это, – Наденька спешно поправилась. – Я говорю, почему у вас все так жестко с отцом?
– Потому что коммуняка он хренов, вот почему!
– Ну и что. Он же искренне в коммунизм верил, а не ради карьеры.
– Ага, верил. И в боевое братство! – произнес Вадим как-то озлобленно.
– А что плохого?
– Ты действительно хочешь знать? – Вадим помял «беломорину», прежде чем сунуть в рот. – Был у отца боевой друг дядя Вася, тут недалеко в поселке