Торжество духа?. Екатерина Сереброва
с виду тихая, но если взбесится – никому спасу нет, – сказал он, прислонившись к дверному косяку.
– Ага… – зевнул Славка. – Дядь Гриш, мы немного поговорили с отцом Борисом о том, о сем – так, случайно пересеклись.
– Молодец, отец Борис – незаурядный, хотя и немного не от мира сего.
– Слушай, а почему у отца Бориса жены нет?
– Так он из черного духовенства, им нельзя.
– То есть если он захочет жениться, ему не разрешат?
– Я думаю, уже нет. Монахи дают обет.
– А что будет в нарушение?
– Сана лишат, от церкви отлучат, наверное. Я не знаю деталей, – прервался Григорий. – Зачем спрашиваешь? Ты что, заметил за отцом Борисом подобные мысли, действия?
– Нет. Но он молодой, а вокруг девчата вьются – как он может быть уверен, что не поддастся? Ну, положим, не женится, а так, разок…
– Слава, ну что ты все опошляешь. Поговори с ним о воздержании, коли так любопытно.
– Я поговорил. Не убедило.
– Девчата вьются… Я, кажется, понял, куда ты клонишь: с Любой познакомился?
– А ты как понял?
– Да сам видел, что она как раз-таки возле отца Бориса и вьется. Он даже злился по этому поводу, обругал ее. А теперь свыкся. Романтическое всё это, пройдет. Но ты же не за его честь беспокоишься, правда? И не за ее. Понравилась тебе?
– Проехали, дядь Гриш, забудь, – отмахнулся Славка.
– Оставь ее, Слава, – посоветовал крестный.
А крестник уж и заснул.
***
Пеструнов пробудился после обеда, мучимый жаждой. Выпив своего гостинца, он выбрался на улицу и застал дядю Гришу, который заталкивал в кузов небольшого грузовичка лавку. На земле стояли еще две. Крестник выскочил и подсобил дяде.
– Сам делал? Куда везешь?
– Угу, для церкви делал, туда и везу, – ответил Григорий. – Коли силы есть, поедешь со мной? Мне еще продуктов закупить, а там выгружать все это добро некому.
– Не вопрос, только подожди минуту.
Слава переодел футболку на белую, захватил куртку. Перстни всегда были при нем. Тяжелую обувь, недолго думая, сменил на кеды, предусмотрительно привезенные с собой.
Только у церкви, когда они с крестным все закупили, Пеструнов понял, что вот ему и придется зайти внутрь. Была-не была. Взяв лавку, он понес ее в храм. Где его и встретила, очевидно, та самая матушка Ольга, что умела быстро готовить. Она осмотрела Славу с ног до головы строгим взглядом. Пеструнов улыбался через силу – жутковато стало от ее пронизывающих глаз. Потом он воротился со следующей лавкой и с еще одной. А матушка не покидала своего наблюдательного поста.
– Что, боитесь, не только принесу, но и унесу чего-нибудь? – не удержался и сдерзил Слава.
– И в мыслях не было подозревать тебя в воровстве, юноша, – отозвалась та с достоинством. – А вот в невежестве твоем не ошиблась.
– Меня уже и кадилом обхаживали, и Сатаной обзывали, и вором – тоже, –