Яблоко раздора. Уральские хроники. Георгий Баженов
вставала с постели, – а было это раза два-три за ночь, – шла на кухню и наливала себе полный граненый стакан квасу с плавающими в нем хлебными размякшими корками. Бывает, хозяйки не любят эти корки, процеживают квас, а Петровне и это было в радость – почувствовать в нем особую горчинку хлебного мякиша. Она вставала, осторожно погромыхивала дверцей подполья, и все это старалась делать спокойно, размеренно, не торопясь – была и в этом сегодня сладость. Попив кваску, она уходила не сразу к себе в комнату, на постель, а переступала порожек большой комнаты, где на широкой тахте, в свете лунной рассеянной дорожки, разметавшись, спали Аня с Алешкой. Поначалу так, с порожка, невольно покачивая в радости головой, смотрела на них старуха, и потом поправляла одеяло. Спали крепко. Ни разу, сколько ни приходила старуха, никто из них не разомкнул глаз, за день намучились, намаялись во взаимной радости – теперь спали как убитые. Иной раз старуха подсаживалась на тахту или на стул рядом, смотрела на них, смотрела, и больше ей ничего не нужно было. Только бы посидеть, посмотреть на них, на родных. Лицо у Ани было даже помоложе, чем прежде, или так казалось старухе, но одно было явной ясностью – молодая она, ой какая еще молодая… Или это, может, свет лунный… да и просто хороша во сне любая женщина, а тут – жена сына, а тут – чего там – родная дочь… Мысли свои старуха далёко никогда не пускала, они были всегда близкие – сегодняшние, вчерашние, завтрашние, но сердце ее, прожившее долгую жизнь, было глубоко понятливым, и оно ныло сейчас пускай и тихим, негромким, но тревожным чувством, похожим на боль. Жизнь как сказка: что бы ни было, а ей все впору, любой поворот, любые кручи. Со всем смиряется жизнь. Но не со всем смиряется человеческое сердце. И не в этих, конечно, словах суть, а все же… И вот то улыбнется старуха, то чуть загрустит, сидя подле самых близких сердцу людей, и вся жизнь ее кажется ей сейчас долгой, мудрой, бесконечной… Иной раз она не выдерживала, протягивала руку к Аниным волосам и приглаживала какую-нибудь особо непослушную прядь.
И вот так бы сидела, сидела и сидела около них, смотрела бы и думала, но прохватывал мелкий озноб, старуха поднималась и уходила к себе.
На порожке она еще раз останавливалась, взглядывала на них в последний раз и с легким сердцем думала: ну, теперь все, теперь хорошо, теперь только и жить…
Глава пятая
– Так это вы и есть Анна Симукова? – Начальник ЖЭКа пристально смотрел на нее поверх очков.
– Как видите.
– Та-ак… Простите, конечно, но у вас какое образование? Кажется, среднетехническое?
– Среднетехническое.
– Вот видите, Анна Борисовна, человек вы образованный, а элементарных вещей не понимаете. Отчего бы это? Оттого, – назидательным тоном подчеркнул Шляпников, размашисто расписываясь в углу заявления, – что имеете в данном деле личную корысть. А личная корысть похвальна быть не может. – И он протянул Ане заявление.
Аня прочитала резолюцию: «В прописке тов. Симуковой А.П. на жилплощадь тов. Симуковой А.Б. отказать за неимением оснований».
– Почему