Яблоко раздора. Уральские хроники. Георгий Баженов
прикрикнула на нее Маша.
Она хотела быть строгой, но не получалось: очень уж любила Муську.
– А сейчас, сейчас!.. – обрадованно заулыбался Григорий. – Сейчас мы тебе дадим… Ишь ты, какая ласковая! Рыбки свежей хочется, да?
Григорий достал из бидона живого еще окуня.
– На, милая! – сказал он и бросил кошке.
Муська на лету подхватила рыбину, заурчала и, вращая разъяренными глазами, бросилась под крыльцо. Долго еще слышалось ее урчанье…
– Ну, теперь здравствуй, что ли, хозяюшка! – рассмеялся Григорий.
Маша стояла перед ним растерянная и смущенная. С раннего утра затеяла она стирку и теперь, в мокром платье, с белой пеной на руках, правой ладонью прикрываясь от солнца, чувствовала себя застигнутой врасплох.
– Здравствуйте, Григорий Иванович, – прошептала она и покраснела. – С уловом вас.
– Эх ты – Григорий Иванович! – еще веселей рассмеялся Григорий и покачал головой. – Григорий Иванович, значит. Ну-ну!..
– Все смеетесь, Григорий Иванович… – тихо сказала Маша.
– Да какой я тебе Григорий Иванович?! Зови просто – Гриша. Григорий я. Как и Иван.
– Нет, – возразила Маша серьезно. – Вы же на войне были…
– Ну, был… И что?..
– Страшно было? Страшно, я знаю…
– Ладно, ну ее к черту – войну… Скажи лучше, уху будем варить? А то меня с уловом, а сама в кусты, да?..
Маша было тотчас бросилась в дом, руки помыть – да рыбой заняться, но Григорий остановил:
– Нет, это ты брось, это мы отложим. Ты лучше стирай, а я рыбу буду чистить. Идет?.. Или вот что: хочешь, стирать помогу?
– Да вы что, Григорий Иванович! Шутите вы!.. Да я сама, сама, я мигом!.. – Маша засуетилась, забегала. – Сроду у нас мужчины не стирали. Что вы…
– Ладно, давай так, – рассмеялся Григорий. – Пошутил я.
Маша выпрямилась, посмотрела на него, улыбнулась:
– Всегда вы так… то пугаете, то шутите… – И, помолчав, добавила: – А Ваня совсем не такой, он серьезный, прямо не знаю как! – Она улыбнулась вновь, но теперь как-то по-другому, мечтательно.
– Ну, Ваня! Ваня у нас что! Ваня – это… – Григорий не нашел слова, лишь улыбнулся.
И хотя Маша не совсем поняла Григория, но почувствовала, что Ивана похвалили, и обрадовалась…
Вскоре каждый занимался своим делом, но, когда нужно было, Григорий помогал: то чистой воды принесет, то грязную выльет в канаву, а то и ласковое слово скажет. Тоже помощь, кто понимает… Но больше сидел он на крыльце и потрошил рыбу… За делом и разговором он как будто ничего не видел, не примечал, а между тем, хотел он этого или нет, маленькая хлопотливая женщина-девочка странным образом входила в жизнь Григория. Вот она разогнулась, убрала со лба прядь волос – мыльной рукой – и снова стирает. Что в этом? Ничего, но сердце кольнуло. Вот она обернулась и что-то сказала, он не расслышал и не ответил, он видел только, как шевелятся ее губы. И в этом нет ничего, но сердце кольнуло. Вот ветер, прилетев, дохнул на ее платье, и оно, углом, вытянулось