Ловушка для Адама и Евы (сборник). Георгий Баженов
с анфиладами и балконными барельефами наружных террас… Алена с благодарностью взглянула на Петра: все же он молодец, что решил устроить свадьбу именно здесь, он как бы заранее угадал, что Алене должно тут понравиться… Неужели он может угадывать ее прихоти и желания, о которых она сама имеет смутное представление?
В первый раз она подумала о его любви к ней не с раздражением, а с благодарным удивлением и даже некоторой завистью.
– Давай поужинаем здесь? – предложил Петр. – Посидим, осмотримся. Представим, как у нас тут будет все скоро…
– А можно?
– А почему нет? Ресторан открыт, зал работает.
Они сели за столик не рядом с пальмами, а в самом углу, чтобы был побольше угол обзора. Алена чувствовала в себе некоторую взволнованность, что-то неясное, тревожное бродило в ней, и она сама не могла бы сказать, что именно, какие именно это были чувства – радость или напряжение, сумбурное ожидание непонятно чего или просто душевная смута…
– Угости меня, пожалуйста, шампанским, – попросила Алена.
– О, шампанского, сколько только душа пожелает! – обрадовался Петр.
Он видел, что с ней что-то происходит, глаза ее сияли, и хотя сияние это было лихорадочным, а взгляд рассеянным, он радовался этому. Алена словно пробудилась от спячки, и это было так непохоже на нее за последнее время, когда они бывали вместе.
От шампанского она начала тихонько смеяться. Возьмет бокал, посмотрит сквозь него на свет, сотни пузырьков трепетно полыхают в пенящемся огне шампанского, сделает два-три глотка, снова смотрит, а потом начинает смеяться – легко, весело, но со странным надрывом, который нет-нет да и прорвется сквозь смех.
В этот вечер Алена выпила шампанского несколько бокалов. Никогда прежде она не выпивала столько.
– А где ты меня посадишь? Где я буду сидеть? Вон там? – Она показала рукой за перильца площадки, которая несколько возвышалась над залом. Там же, на площадке, росли и пальмы.
– Если хочешь, конечно. Поставим там длинный стол, а потом…
– Погоди. Я буду сидеть там, хорошо. Я буду в белом-белом платье. А мне можно заплакать?
– Раньше даже обычай был – невеста всегда плакала.
– Правда? А почему она плакала?
– Ну, прощалась с юностью. С родителями. С матерью. С беззаботной жизнью.
– Вот и я буду прощаться… Я заплачу – ты не обидишься? Не подумаешь, что я дура? Что я маленькая? Все меня считают глупой. Маленькой. И ты.
– Я? Нет. Ты взрослая. И умная. И я люблю тебя.
– Неужели ты в самом деле любишь меня?
– Ты сомневаешься?
– Ах, Петр, Петр… Не пойму я, никак не пойму, что это такое – любовь?.. Только молчи, не говори мне ничего… про родство там, еще про что-нибудь… не надо… Я не понимаю, не понимаю, что такое любовь!
– Поймешь.
– Ты думаешь?
– Уверен. Любовь от одного переливается в другого, от другого – в третьего. И так вечно. Вечная цепь любви.
– Ух