Личные истины. Тимофей Артурович Шерудило
довольства совпадает обычно с проповедью животной природы человека. Одушевленное существо бывает счастливо только тогда, когда забывает о своей душе. Самозабвение дается многими способами, единственно достойный из которых творчество. Но тут-то и вопрос: для проповедников довольства нет достоинства, потому что – для них – нет души, Бога, а следовательно и достоинства, и стыда. Душа, Бог, стыд и достоинство теснейшим образом связаны.
***
Доброта – качество не того, кто ищет пострадать, а того, кто, пережив страдание, не ожесточился. Добровольные мученики скорее горды, чем добры. Все настоящие подвиги совершаются нечаянно и против желания самих героев. Не следует думать, будто Христос мечтал о гибели на кресте.
***
Чувство действительности, описанное Мандельштамом в словах: «неужели я настоящий, и действительно смерть придет?», – очень редкое чувство, даже в жизни поэта, но только оно делает возможным творчество и всё, выходящее за пределы жизни. В такие минуты мир перестает казаться «естественным» и снова вызывает удивление. Однако никто, даже и самый гений, не выдерживает постоянной ясности, постоянного сознания; все ищут забытья и находят его. Жизнь не в последнюю очередь состоит в бегстве от ясности сознания, даже у людей творчества.
***
Чтобы жить, нужно перешагнуть через «здравый смысл» и идти дальше. На началах здравого смысла, по замечанию Достоевского, человечество никогда еще не устраивалось, «разве только по глупости». Рационализм не освобождает. Как это ни странно, наибольшей свободой человек пользуется, когда живет и действует, стыдясь и любя, т. е. с Богом в сердце. Как и все нравственные истины, эта истина ретроградна и нерациональна…
***
Большинство людей не прикладывает усилий для исполнения своих надежд и достижения целей, и потом испытывает на них обиду, как будто те в чем-то виноваты. Охлажденные циники не просто презирают мечты, но обижены на свои мечты, это личная обида, и только потому они так презрительно отзываются о мечтах, надеждах и идеалах. Циник вообще презирает людей в меру потерянного самоуважения.
***
Самое трудное не в том, чтобы простить Богу рождение и смерть легионов существ; вопрос в том, как простить Богу собственную смерть. Это может показаться бессердечным, но собственная смерть важнее для личности, чем гибель Вселенной. Герой «Записок из подполья», восклицавший: «Свету ли провалиться, или мне чай пить?», имел в виду именно это. При определенной грубости чувства одинаково легко быть верующим или атеистом, но глубина ощущений делает невозможным атеизм и мучительной веру: именно потому, что верующий прежде всего прощает Богу свою собственную смерть. Вот вся теодицея. Вот выкуп за свою душу.
***
В сознании своей исключительности нет гордости (поскольку гордость предполагает торжество), а скорее печаль. Гений не просто исключительное дарование, но дарование, которое не перенесло одиночества. Он вынужден быть красноречивым, чтобы быть услышанным. И если поэт всё