Остров. Жанна Бочманова
встречах со знакомыми.
А какая у Юли была жизнь раньше – сказочная. И словами не передать! И ведь только сейчас это поняла, а тогда воспринимала, как данность. Все признавали, что Юля в мать пошла – те же распахнутые серые глаза, высокие скулы с ярким румянцем, вспыхивающим от всякого волнения. От нее же досталась и фигура с тонкой талией, небольшой аккуратной грудью и чуть широковатыми бедрами. «И в кого вы такие уродились?» – качала головой сестра матери, тетя Нина, женщина рослая, крепко сбитая, широкая в кости, с плотными икрами и зычным голосом.
Парни местные аж на слюну исходили, когда Юля на танцполе выдавала какой-нибудь хип-хоп или хастл. Многие мечтали ее на танец пригласить, но не каждому везло: Юля хоть и с внешностью ангелочка на свет уродилась, да характером в папу пошла – спуску никому не давала с детских лет. Не раз родителям приходилось выслушивать рассказы о «подвигах» дочери. Мама ахала, папа грозно хмурил брови, а потом тихонько от всех говорил: «Правильно, доча! Пусть боятся». А маме, которая все переживала, что дочь бандиткой растет, отвечал: «Пусть учится за себя постоять. В этом мире слабакам не место». Так что парни знали, не следует к Юльке Шадриной с пивом в руке или с сигаретой в зубах и близко подходить: отошьет – мало не покажется. Да еще словом припечатает обидно-язвительным так, что кругом со смеху все полягут.
Ну, понятно, какую другую девчонку давно бы уже отучили выкаблучиваться, но тут случай особый… За Юлей, всегда незримо маячил образ отца, как некий ангел-хранитель, оберегающий строптивицу от возмездия за вредный характер. С ним, вся местная гопота знала, – шутки плохи. Хорошо, если просто побьет или зубы выбьет, а ведь может и в лесочке закопать – серьезный мужик, даром что простой участковый.
Не знали парни, правда или нет, но ходили в поселке слухи про каких-то залетных, то ли бандитов, то ли рэкетиров, что в село в одночасье приехали, да потом из него так и не уехали, а куда делись непонятно. Машина их, брошенная, стояла-стояла, а потом и она исчезла, как и не было. Тетки в сельпо судачили, что это, мол, к местному фермеру Маканину из города за данью приезжали, да, видать, не срослось.
Слухи или нет, но история обрастала кровавыми подробностями и чем дальше, тем больше. Потому никому из парней судьбу испытывать не хотелось, тем более что всем им, что возле Юлькиных окон крутились, сказано было, что-то вроде того: женихаться – женихайтесь, но случись что, голову оторву, и кочан капустный приделаю. Да только зря Петр беспокоился, не интересовали Юлю местные парни: чего она в них не видела? С кем-то в садик ходила, с кем-то за партой сидела, одного помнила, как он, в речке купаясь, трусы потерял, другого, как тот в первом классе штаны обмочил. Ну и какие с них после этого ухажеры? Тетя Нина, качая головой, усмехалась: «Нам в женихи хоть дурака, но из другой деревни». На что Юлька голову гордо вскидывала и улыбалась чему-то, словно знала что-то такое свое, тайное, девичье.
Летом молодежи в поселке вдвое прибавлялось: к бабушкам-дедушкам, дядям-тетям, приезжали внуки,