Анатомия смерти. Владимир Весенний
ободряюще. Он осмысленно взглянул на ключи в руке и бросил их в снег.
– Нет, не вызвал! На кой хрен они теперь нужны. Считай, всё сгорело.
– Акт составят. Страховку получишь… Из-за чего полыхнуло?
– Похоже на то, что подожгли меня, Миша. Уж больно споро разгорелось. В одночасье. Да ещё вдогонку стреляли.
– Да ну?!
– Ну да.
Курбатов оглянулся. На дорогу из домов выходили люди. Виднелись их чёрные силуэты на фоне белого снега. Близко к пожарищу никто не подходил. Жар от пламени чувствовался даже здесь, на расстоянии пятидесяти метров. Горящие брёвна трещали и протяжно стонали, выстреливая красными искрами. Дым подхватывал искры, и те кривыми зигзагами улетали в холодную бездну неба. Издалека, как паровозный гудок, доносилась пожарная сирена.
Курбатов чувствовал неудобство и не понимал, что это неудобство доставляют ему отсутствие обуви на ногах и пронизывающий холод, от которого не спасала рубашка, прожжённая на левом боку до огромной дыры с обуглившимися краями. От ожога оберегла майка под рубашкой. Снег свалялся в ледяные катышки на носках.
– Говорил тебе, заведи собаку, – сказал Михаил. Он подтолкнул соседа в направлении своего дома. – Пойдём, оденешься. Верно, продрог до костей. Умоешься. Весь чёрный, и лоб в крови.
– Какую собаку?!
– Обыкновенную, с хвостом и лапами. Чтобы на чужих лаяла и к дому не подпускала.
Курбатов потрогал лоб. На ладони остались сажа и кровь.
– Погоди, – вспомнил он и взялся за мобильный телефон.
Трубу на той стороне не брали.
– В город мне надо, срочно! – сказал Курбатов. – Так срочно, Михалыч, как никогда!
– Я б тебя отвёз, да выпивши я, – отозвался сосед.
Курбатов мчался по ночному шоссе в такси на заднем сиденье в брюках, пиджаке и куртке на три размера больше, чем ему требовалось. Михаил отдал, что было в доме. В таком наряде чуть больше чем через час Курбатов выбрался на Тверскую улицу, не доезжая до книжного магазина «Москва». Огромное неудобство доставляли брюки. Дырочек на поясном ремне не хватало. Брюки приходилось придерживать рукой, чтобы не складывались гармошкой и не лезли под подошвы больших зимних ботинок с высокими задниками. Но брюки всё равно складывались и лезли под каблуки, крайне сковывая движения.
Набрав код входной двери, Курбатов проник в вестибюль подъезда. Консьержка за стеклом отложила вязанье на топчан и вышла из комнаты навстречу. Обыкновенно подтянутого и одетого с иголочки Курбатова она не сразу узнала в странном наряде. Ссадина на лбу с запёкшейся кровью, взъерошенные волосы и следы сажи на шее сбили её с толку. Она не успела задать вопрос, потому что створки лифта сомкнулись и кабина поползла на четвёртый этаж.
На звонок никто не отвечал. Колотить в железную дверь кулаками было бы и больно, и бессмысленно. Курбатов в бессилии опустил руки и быстро соображал,