Аксаковские хроники. Очерки русской словесности. Валерий Кузнецов
подобна игрищам, – сказал философ и математик Пифагор, – иные приходят на них состязаться, иные – торговать, а самые счастливые – смотреть». Счастливому случаю, судьбе ли обязан писатель тем, что именно «обетованный» Оренбургский край, где с XVIII века «кипел народный котёл» переселенцев двадцати российских губерний, стал его творческой лабораторией. Здесь, с удочкой или ружьем, на приусадебном пруду или в окрестных полях и лесах вынашивал он свое миропонимание дальнего прицела.
«Художественно спохватиться» помог совет Гоголя в 1847 году: «Если бы вы стали диктовать кому-нибудь воспоминания прежней жизни вашей и встречи со всеми людьми… с верными описаниями характеров их, вы бы усладили много этим последние дни ваши, а между тем доставили бы детям своим много полезных в жизни уроков, а всем соотечественникам лучшее познание русского человека».
Слово «диктовать» здесь не случайно: с середины 1846 года С. Т. Аксаков почти ослеп: «Левым глазом я не вижу и солнца, а правым гляжу сквозь сетку пятен… и клочьев…". Взявшись диктовать домашним (чаще всего старшей дочери Вере Сергеевне, родившейся в Ново-Аксакове 7 (19) февраля 1819 года) страницы «Записок», писатель всматривался в пережитое уже внутренним зрением, тем более отчётливым, чем менее непосредственно мог видеть мир, который так любил.
Такого согласья похвал, которые получили аксаковские «Записки», Россия еще не знала. Может быть, впервые в русской литературе природа у Аксакова выступила не только как место действия, но и как само «действующее лицо» его хроник, как отражение личности рассказчика. Растрогало признание Гоголя: он хотел бы видеть героев своего второго тома «Мёртвых душ» столь же живыми, сколь его (Аксакова) птицы…
Дружба их (пылкая со стороны Аксакова и сдержанная – Гоголя) началась в 1832 году, когда профессор российской словесности Московского университета М. П. Погодин неожиданно привёл к ним автора «Вечеров на хуторе близ Диканьки».
Аксаковы уже шесть лет как оставили Оренбургский край. Глава семейства относил себя к «совершенно чуждым всех исключительных направлений», любящим «прекрасные качества в людях, не смущаясь их убеждениями, если только они честные люди». Отношения в большой его семье объединяли личной дружбой даже непримиримых западников и славянофилов… Субботы в их гостеприимном московском доме были многолюдны – сходилась театральная и литературная Москва: славянофилы братья Пётр и Иван Киреевские, поэт А. С. Хомяков, университетские друзья старшего сына Константина, западники – основатель философского кружка поэт Н.В.
Станкевич с Белинским – «неистовым Виссарионом», приятели младших Аксаковых – Григория и Ивана.
В. С. Аксакова
Говоря о семействе Аксаковых, необходимо сказать о старшей дочери писателя Вере Сергеевне – надёжной опоре своей матери Ольге Семёновне в семейных заботах. Выросшая в семье,