После любви. Виктория Платова
не первый, кто пытается определить мою национальную принадлежность. И еще никому это не удавалось.
– Никому?
– Все попадали пальцем в небо.
– Вы – русская. И думать нечего.
Он угадал. Не потратив на процесс узнавания и минуты, он угадал. Все это время мне страшно хотелось приблизиться к Алексу Гринблату, сделать хотя бы шаг в сторону фанерной перегородки, один безнаказанный шаг. Вот и повод.
Сейчас или никогда.
– Вы русская. Я прав?
– Да. – Я делаю его, один безнаказанный шаг.
– Вы русская. И вас зовут Саша.
«Саша» в исполнении Алекса Гринблата тоже звучит вполне по-русски, путаницы с ударениями нет и в помине. Но, произнесенное верно, оно вызывает во мне глухой протест.
– Я предпочла, чтобы вы называли меня так же, как и все остальные. Саша́.
– Пытаетесь прожить чужую жизнь? – Vip-персона, Спаситель мира Алекс Гринблат улыбается обезоруживающей улыбкой серийного убийцы. Еще мгновение – и он стянет мне горло струной от карниза.
– Просто пытаюсь выжить.
Сказанное мной не производит на Алекса Гринблата никакого впечатления, я же моментально оказываюсь в одной лодке со студентиком Мишелем, сочинившим трагическую историю, чтобы казаться значительнее в глазах окружающих. Та еще картина: русская дуреха на веслах, Мишель – загребной, оба – в одинаково пафосных матросках и парусиновых туфлях, в них-то и подкладывают трагические истории. Два-три сантиметра роста такие истории прибавляют, но выиграть регату… Выиграть регату нам не светит. Все регаты, как правило, выигрывает Алекс Гринблат, и спутники Алекса Гринблата, и спутницы Алекса Гринблата, есть же у него спутницы, черт возьми!.. Спутницы, ха-ха. Любовницы, так было бы точнее. И не какие-нибудь безмозглые фотомодели (за последние несколько часов образ Алекса Гринблата подвергся значительной корректировке), совсем нет. Холеные дамочки со стервинкой и вечнозеленым загаром, подцепленным в вертикальном солярии: они арендуют пентхаусы, драгоценности и платья от Dolche/Gabbana, ведут колонки в life-style журналах и всегда расплачиваются за себя в кабаках. И на вопрос «Пытаетесь прожить чужую жизнь» они, несомненно, нашли бы другой ответ. Гораздо более оригинальный.
– Это шутка. – Я горю желанием избавиться от пафосной матроски и парусиновых туфель неудачницы. – Насчет выжить.
– Я так и понял. Так что вы делаете в Эс-Суэйре, Саша Вяземски?
Он знает не только мое имя, но и фамилию, ого! Потрясающая осведомленность, хотя «Вяземски» звучит не слишком безупречно, в полузабытом подлиннике все было органичнее: Саша Вяземская.
– Вы даже знаете, как меня зовут?
– Конечно. Ведь это вы написали мне письмо.
Алекс Гринблат, знаменитый галерист и теоретик современного искусства, поджарый, сильно загорелый мужчина лет тридцати пяти. Точно такой, каким я рисовала его в послеполуденных грезах у досок Доминика. И чертовски красивые глаза!..
– Значит, вы и есть Алекс Гринблат. Тот самый…
– Тот самый.
– И вы приехали сюда из-за моего письма?
– Из-за