Дневник секретаря Льва Толстого. Валентин Булгаков
Я ему сопутствовал. На этот раз он ехал всё шагом, только на обратном пути, уже подъезжая к Ясной, немного проехал рысью, и это имело печальные последствия: после он опять заболел. «Соблазнишься!» – говорил потом.
День сегодня был прекрасный: голубое небо покрыто облаками – белоснежными «барашками», снег; места, по которым мы проезжали, чрезвычайно живописны.
– День-то какой чудесный, а места-то какие! – воскликнул Л.Н., повернув лошадь назад, мне навстречу, и воротившись с той дороги, по которой было поехал, чтобы свернуть на другую.
Ехали долго; встречали мужиков на санях, пересекли полотно какой-то железной дороги, проезжали мимо каких-то одиноких избушек, принадлежащих, должно быть, лесным сторожам. Л.Н. уверенно свертывал с тропинки на тропинку, с дороги на дорогу. Вот деревня. Он спрашивает у встречных крестьян, как проехать к Ясной Поляне, чем немало меня удивляет. Поспорив с прохожим, наконец поворачивает лошадь на указанную им дорогу, но тотчас же возвращается обратно.
– Нет, нет, врет он! – говорит Толстой, проезжая мимо меня, и сворачивает на другую дорогу.
Едем. По бокам поленницы дров, уголь. Вдруг смотрю – Л.Н. поворачивает опять назад.
– Там дальше нет дороги, – объявляет он.
Выезжаем опять на перекресток. Тут стоит одинокая избушка. Л.Н. опять расспрашивает о какой-то ближайшей дороге на Ясную Поляну и наконец получает удовлетворительные сведения: поворот на эту дорогу мы, оказывается, давно проехали. Это была та самая дорога, с которой он свернул в первый раз, когда хвалил мне погоду.
– Далеко ехать, Лев Николаевич, – говорю я ему, – может быть, вы бы слезли с коня и отдохнули здесь?
– Нет, нет, поедем!
И вот мы дома.
– Устали, Лев Николаевич? – спрашиваю я его в сенях, чувствуя, что и сам я сильно устал.
– Да, немного устал, – отвечает он. – Сегодня мы верст двадцать проехали… Только вы не говорите Софье Андреевне.
Он тяжело поднимается по лестнице и уходит к себе в спальню отдохнуть.
– Сегодня мучили мы друг друга с Валентином Федоровичем, – говорил Л.Н. вечером. – Заблудились!.. Я потому не узнал настоящей дороги, что, когда мы ездили с Душаном, она была непроезжая.
За обедом присутствовало новое лицо: Сергей Львович, сын Толстого, приехавший только на один день из Москвы. Вечером Л.Н. с ним и обеими дочерьми играл в карты. За чаем довольно много говорили о процессе революционера Чайковского, с которым некоторые из присутствующих были знакомы[15].
4 марта
Приехал пианист Александр Борисович Гольденвейзер. Из Тамбовской губернии приехал повидаться с Толстым религиозный крестьянин Андрей Тарасов, который Л.Н. чрезвычайно понравился. Крестьянин отправился пожить некоторое время в Телятинки. С утренней почтой пришло письмо от болгарина Шопова, отказавшегося от военной службы по религиозным убеждениям и заключенного в «самую скверную тюрьму в Болгарии». Л.Н. тотчас сам ему ответил.
– Как я сам хотел бы присоединиться к таким людям, – сказал тамбовский крестьянин
Двадцать третьего февраля в Петербургской судебной палате слушалось дело Николая Васильевича Чайковского (1850–1926), по обвинению в заговоре против существующего строя, оправдан.